Самарская вольница. Владимир БуртовойЧитать онлайн книгу.
пытался было перед этим стащить Максима с коня и повязать. – Твоего Стеньку – воровского атамана тако же кровавая плаха ждет! Знаем, более полутора сот наших братьев-стрельцов порубил его палач Чикмаз! Вона там, в двадцати шагах от этой башни, велел атаман выкопать яму… Такое простится ли? Дай курице грядку – изроет весь огород! Дай ворам волю – вздыбят всю Русь!
– Не надо было биться супротив казацкого войска! – ответил на это обвинение Максим Бешеный. – И теперь сызнова боярскую сторону держите. Неужто вас за это злодейство атаман персидскими халатами будет одаривать?
Звякнула, открываясь, железная решетка за деревянными толстыми створками двери, открылся вход в подземелье, темное, без малого даже оконца. Стены выложены из черного камня. Вдоль левой стены длинная лавка – вот и вся мебель. В углу высоко, у самой двери, смоляная коптилка, пламя которой моталось от воздуха, проникающего в щель над дверью.
– Зимуйте, разбойники-воры, тут вам достойные хоромы! – хохотнул в гулкой тишине стрелецкий пятидесятник Салтанов, захлопнув решетку и закрыв ее на замок снаружи. – Глядите тут в оба! – приказал караульным стрельцам. – Ежели кто подойдет к решетке с улицы – гоните прочь и извещайте стрелецкого голову.
– А от нас, Салтанов, передай Сакмашову, чтоб не мешкал и ладил себе домовину! Потому как это о нем сказано: та не овца, что в лес за волком угоном пошла! – И Максим Бешеный расхохотался так, что у стрелецкого командира по коже будто крещенский мороз прошел. Салтанов, перекрестясь, пробурчал чуть слышно и сделал два шага от решетки к створкам двери:
– Ин вправду о таких-то ворах говорят, что годится казак чохом своим на ветер, шкурой на шест, а головой чертям в лапту играть! – и в успокоение дрогнувшего сердца громко ответил казакам: – Так-то ли зубы скалить будете, когда оженит вас воевода не на красной девице, а на березовой вице![64]
– Ах ты, воеводский пес! – прокричал вдогонку Максим Бешеный. – Погоди, ино попадешь и ты ко мне под шерстобитный смычок! Знай, репьем осеешься, не жито и взойдет!
Пятидесятник, не желая оставаться в долгу в словесной перепалке, уже закрывая за собой толстую дверь, со смехом ответил казацкому есаулу, поиздевавшись напоследок:
– Чудны дела твои, Господи! Вот и у нас тако же – сама мышь залезла в кувшин, а теперь кричит «пусти!». – И к караульным с повторным наказом: – Зрите в четыре глаза каждый! Сами видите, каких оборотней ухватили! Такие и вас передушат, чтоб сбечь на волю и лиха натворить. Доглядывайте, чтоб от тутошних казаков ни слова к ворам не просочилось. Иначе такая заваруха может выйти, что и всей воды Яика не хватит пожарища затушить…
И потекли дни, похожие друг на друга, словно серые утицы в приречных камышах, мало различимые между собой…
Изредка казакам приносили скудную еду, ставили на лавку один на всех большой чугун, связку деревянных ложек да каравай хлеба. Ножа хлеб порезать не давали, и Ивашка Константинов, как самый старый из них, своей рукой, стараясь никого не обидеть,
Вица – хворостина, розга, хлыст.