Когда пируют львы. И грянул гром. Уилбур СмитЧитать онлайн книгу.
не гремела посуда, не раздавался густой, низкий смех отца, даже собаки как-то притихли. Словно в Теунис-Краале поселилась сама смерть. Шон остро чуял ее присутствие, когда из комнаты Гаррика через кухню проносили грязные простыни, издающие терпкий мускусный запах – так пахнут животные. Иногда он даже почти видел ее: в яркий солнечный день, сидя на веранде, он ощущал и даже наблюдал краем глаза, как она тенью крадется мимо веранды. Смерть все еще не имела отчетливой формы. Она являлась в виде постепенно сгущающегося вокруг дома мрака или холода, словно накапливая силы, чтобы забрать брата с собой.
На третий день Уайт Кортни со страшным ревом выскочил из комнаты Гаррика. Он пробежал по всему дому на конный двор.
– Карли! Где ты? Седлай скорей Руберга! Да скорей же, черт бы тебя побрал! Он умирает… ты меня слышишь? Он умирает!
Шон не сдвинулся с места – он сидел у стены рядом с черным ходом. Рука его стиснула шею Тинкера, и собака холодным носом уткнулась ему в щеку; он видел, как отец вскочил на жеребца и куда-то поскакал. Копыта застучали по дороге на Ледибург, постепенно стихая. Когда конский топот совсем затих вдали, Шон встал и проскользнул в дом. Прокравшись к двери Гаррика, он послушал, потом потихоньку открыл дверь и вошел. Ада повернула к нему усталое лицо. За эти дни она постарела, ей уже никак не дать было тридцати пяти, но волосы ее были все так же зачесаны назад в аккуратный пучок на затылке, платье сохраняло опрятность и чистоту. Несмотря на крайнее утомление, она оставалась такой же красивой женщиной, как всегда. Все та же мягкая доброта светилась в ее глазах; ни страдания, ни тревога не могли сокрушить ее. Она протянула Шону руку, он перекрестился и встал рядом с ее креслом, глядя на Гаррика. Шон сразу понял, почему отец поскакал за врачом. В комнате явно присутствовала смерть – над кроватью повис жуткий ледяной холод. Гаррик лежал совершенно недвижимый – лицо пожелтело, глаза закрыты, потрескавшиеся губы пересохли.
Чувство вины и отчаянного одиночества еще более остро охватило Шона, комком подкатило к горлу и вырвалось глухим рыданием; он упал на колени, уткнулся лицом Аде в ноги и безутешно расплакался. Он плакал в последний раз в жизни, плакал, как плачет взрослый мужчина, мучительно и горько, и каждое рыдание разрывало ему грудь.
Уайт Кортни вернулся из Ледибурга с врачом. Шона снова выставили из комнаты и закрыли дверь. Он не спал всю ночь и слышал возню в комнате Гаррика: до него доносилось бормотание голосов, шарканье подошв о желтые доски пола.
Утром все улеглось. Жар у раненого спал, и Гаррик остался живой. Правда, едва живой – глаза ввалились будто в черные ямы, лицо напоминало череп скелета.
Тело его и разум так никогда до конца не поправятся после этой жуткой, безжалостной ампутации…
Выздоровление шло медленно. Прошла неделя, пока Гаррик окреп достаточно, чтобы есть самостоятельно.
И в первую очередь ему не хватало брата.
– А где Шон? – Эти слова стали первыми, которые он смог произнести, да и то шепотом.
И Шон, все еще тихий и присмиревший, просидел с