Наука о переводе. История и теория с древнейших времен до наших дней. Л. Л. НелюбинЧитать онлайн книгу.
Гуманисты же еще устами Петрарки провозгласили Платона знаменем борьбы со средневековой схоластикой. В первые десятилетия XV в. неоднократно переводились многие произведения древнегреческого мыслителя. Но именно Фичино, посвятивший несколько десятилетий переводческой и комментаторской деятельности, сделал достоянием западного мира полный корпус творений самого Платона и памятников античного платонизма. Прежде всего Фичино воссоздал по-латыни трактаты так называемого «герметического свода» – сочинений, традиционно приписывавшихся мистическому Гермесу Трисмегисту («Трижды великому»), а в действительности представлявших собой сборник произведений II–III вв. н. э., продолжавших платоновско-пифагорийскую традицию. В 60-х годах XV столетия Фичино завершил перевод диалогов Платона; позднее им были переведены сочинения неоплатоников – Плотина, Ямвлиха, Порфирия, Прокла, орфические гимны[48].
Кроме того, Фичино обращался и к христианской неоплатонической традиции. Он вновь (после средневековых версий Иоанна Скотта Эриугены и Анастасия Библиотекаря) перевел на латинский язык труды Псевдо-Дионисия Ареопагита и один из трактатов византийского философа XII в. Михаила Пселла. Таким образом было положено начало новому этапу в освоении европейской философией наследия Платона и его продолжателей, что оказало огромное влияние на дальнейшее развитие ренессансной культуры.
Естественно, что подобный расцвет греко-латинских переводов в эпоху Возрождения должен был повлечь за собой и стремление теоретически осмыслить стоявшие перед переводчиками проблемы. И здесь – как это наблюдалось во всех остальных областях духовной деятельности – взоры ренессансных авторов должны были обратиться к наследию, оставленному античной (древнеримской) традицией. Влияние последнего особенно ярко наблюдается в таких высказываниях гуманистов, которые затрагивают, если можно так выразиться, учебно-педагогический аспект перевода (имеется в виду роль, которую играет последний для выработки собственного «изящного стиля», т. е. как подготовительный этап к оригинальному творчеству. Здесь можно обнаружить почти дословные совпадения с суждениями римских авторов. Показателен в этом плане относящийся к середине XV в. трактат ученика Мануила Хрисолора – Баттисты Гверино, носящий характерное название «De modo docendi et discendi» («О способе учить и учиться»), где почти целиком воспроизводится рассуждение Плиния Младшего о пользе переводов с греческого языка на латинский либо с латинского на греческий: «Путем такого рода упражнений наилегчайшим образом сравниваются свойства языков и блеск их слов… Ибо многое, что легко ускользает от читателя, никоим образом не может быть пропущено переводчиком»[49].
А относящееся к более позднему времени высказывание еще одного выдающегося гуманиста – Эразма Роттердамского – заставляет уже вспомнить другого деятеля римской культуры – Квинтилиана: «Переводя греческих авторов, мы в немалой степени приумножаем изобилие
Орфики – представители религиозно-мистического течения в Древней Греции, основателем которого по преданию был легендарный певец и музыкант Орфей.
Jakobsen E. Op. cit. P. 109. «Античный» колорит рассуждений Гверино еще более усиливается благодаря тому, что в его трактате ничего не говорится о возможности использовать с аналогичной целью «новые», т. е. живые народные языки.