Минимо. Зосима ТилльЧитать онлайн книгу.
чем хочешь. Главное, чтобы тебе было интересно и не стыдно за то, что ты делаешь». Когда она окончила художественную школу и хотела продолжать двигаться в этом направлении дальше, он «на голубом глазу» сказал ей: «Из тебя получился отличный рисовальщик, но, чтобы стать художником – надо в душе иметь искру от Бога, которую ещё называют талантом. А у тебя её нет. Со временем ты сама найдешь, чем тебе нужно заняться, к чему тебя тянет, но сейчас… Окончи институт, получи образование». Эти слова она запомнила на всю жизнь.
Отец занимался многим, пробовал ещё больше, но верен оставался лишь рыбалке. Он всегда что-то «мурлыкал», когда сидел на рыбалке – особенно тихо. Говорят, что у кошки девять жизней. У её отца их было три. Первый раз отец умер, когда в детстве пошел рыбачить на речку Белая, есть такая под Салаватом в Башкирии. Они с ребятами вброд переходили на небольшой остров, где всегда ловили рыбу. А днём из-за дождей пошел разлив, вода поднялась и, возвращаясь, отец упал в воду и захлебнулся. Тогда его откачали. Второй раз он почти умер, когда угорел выхлопными газами в гараже. Третья его смерть стала фатальной. Может быть, у отца одна смерть была за три, а может быть, она не всё про него знала. Ведь, говорят, у кошки – девять жизней, а её отец всегда «мурлыкал».
Она стояла на кладбище перед крестом. На табличке выгравированы фамилия, имя, отчество, дата рождения, дата смерти. Это её отец. «Бесаме мучо»… Наверное, так пела его душа… Пела от счастья. До сих пор, чтобы просто почувствовать, какое теплое для неё, когда он был жив, было время, она включает эту старую как мир песню…
Что будут помнить об её отце через год или через десять? Как-то на подарок он сделал пару охотничьих тесаков и сам сшил к ним кожаные ножны. Лучшего подарка на её памяти нет и быть, наверное, уже не может. Она не хочет, чтобы об отце забыли, и будет писать о нём, чтобы знали, каким он был. И помнили… Чтобы ей самой не забыть, каким был он.
Первый раз её «пробило на стихи», когда она по-настоящему влюбилась. Как и положено, подбор рифм, «кровь-любовь», попытки выразить захлестнувшие эмоции катренами… Через какое-то время, под влиянием бардовской песни, она начала экспериментировать и с прозой. Как-то, набравшись храбрости, она пришла в республиканский Союз писателей и показала там всё, с её точки зрения, самое на тот лучшее из того, что вышло из-под её пера. Она гордилась каждой написанной строчкой, но в ответ услышала тщательно подбираемые цензором слова: «Понимаете… Новой Ахматовой или Цветаевой из вас не получится… Но, если хотите, продолжайте писать… Для себя…» Это отбило её от стихоплётсва надолго. Лет через десять-пятнадцать эту плотину все-таки прорвало. Никто её не поддерживал, но и никто не критиковал. Писалось ей тогда мучительно – мысли никак не хотели рифмоваться, размер бился. Из того времени у неё осталось много незаконченного. Потом произошло событие, после которого она сожгла всё – свои дневники, черновики и толстую тетрадь со стихами. Тогда её душа будто умерла, ни мыслей, ни чувств у неё попросту