Страстотерпцы. Владислав БахревскийЧитать онлайн книгу.
расскажи! – прикрикнул на Агафью Аввакум. – Юродство – не шалость.
– Шалил Федор! Шалил!
– Да как же?
– По-козлиному блеял, норовил боднуть царя.
– Игумна в Чудове избрали вместо Павла?
– Не успели. Павел в Чудове пока живет, не переехал на Крутицкое подворье.
– Пойду к нему, – сказал Аввакум.
– Павел в Успенском. Где царь, там и Павел.
– В Успенский пойду.
Агриппина уже спешила посох батюшке подать, Иван – скуфью, Анастасия Марковна – большой нагрудный крест.
Затаился опальный дом, ожидая, что будет.
В тот вечер последний раз встретились лицом к лицу царь и Аввакум. Стоял протопоп у левой стены, возле иконы Спаса Златые Власы. Царь пошел прикладываться к образам, увидел Аввакума, замер. Аввакум же, поклонясь, смотрел на царя, и ни единого слова не дал ему Господь, молчал. Алексей Михайлович спохватился, поклонился, а пройти мимо не может. Смотрит и молчит. Отвернулся тогда Аввакум, на Спаса устремил глаза, царь тотчас отступил да еще и стороной прошел, торопясь.
Наутро в доме Аввакума ждали пристава, но никто не заявился. И на другой день не тронули. На третий – радость: бывший сторож Благовещенской церкви Андрей Самойлов привел Федора. Федор смеялся, целовал руки протопопу. Пришлось Андрею рассказать, что да как.
В первую ночь заковали Федора, на цепь посадили. Пришли утром, а цепи свернуты под головой у блаженного. Спит на цепях, неведомо кем освобожденный.
Послали в хлебню дрова к печи носить. А хлебы только что испекли. Федор порты скинул, полез на пышущую жаром печь, сел гузном и давай хлебные крошки подбирать. Монахи ужаснулись, побежали к Павлу. Павел – к царю. Царь тоже чуть не бегом прибежал в монастырь. Монахи, боясь, как бы не оскорбился великий государь видом голого в хлебне, вытащили Федора из печи, одели, хлеба дали. Государь благословился у Федора и велел отпустить.
Только-только возрадовались домочадцы избавлению блаженного от заточения, пожаловали-таки приставы.
– Поехали, протопоп!
– Одного берете?
– Отчего одного?! Вытряхайся из Москвы со всем семейством, со всеми своими приживалами.
Был дом полная чаша, да не позволили много взять. Каждому по узлу, по шубе… Три телеги всего дали на ораву протопопову. Четвертая – для стрельцов.
– Хороший день выбрал царь для нашего изгнания, – сказал Аввакум, усаживаясь перед дальней дорогой. – Усекновение главы пророка, предтечи и крестителя Господня Иоанна. Благослови же нас, великий отче.
Когда встали, пошли, Анастасия Марковна обернулась на пороге, и сорвалось с губ ее горькое слово:
– Господи! Батька Аввакум, так и не было у нас с тобой дома своего. Всякое гнездо наше – перелетное.
– Матушка, о чем горевать? – улыбнулся Аввакум. – Мы все на земле гости. Не здесь наша обитель, не здесь палаты наши узорчатые. Жили в Москве, поживем теперь в Пустозерске. Живут же там люди, своею волей живут.
Провожать батюшку поехал сердобольный сторож Андрей Самойлов. Аж до Холмогор проводил.
Аввакум