Фаина Раневская. Любовь одинокой насмешницы. Андрей ШляховЧитать онлайн книгу.

      А сукровица поползла по скатам.

      Под талым снегом обнажались кости.

      Подснежники мерцали точно свечи.

      Фиалки пахли гнилью. Ландыш – тленьем.

      Стволы дерев, обглоданных конями

      Голодными, торчали непристойно,

      Как ноги трупов. Листья и трава

      Казались красными. А зелень злаков

      Была опалена огнем и гноем.

      Лицо природы искажалось гневом

      И ужасом.

      А души вырванных

      Насильственно из жизни вились в ветре,

      Носились по дорогам в пыльных вихрях,

      Безумили живых могильным хмелем

      Неизжитых страстей, неутоленной жизни,

      Плодили мщенье, панику, заразу…

      Зима в тот год была Страстной неделей,

      И красный май сплелся с кровавой Пасхой,

      Но в ту весну Христос не воскресал.

      И это стихотворение написал тот бывший сибарит и весельчак, что в 1902 году встречал весну такими вот строками:

      Время было ужасное, это факт. Но Раневская не была бы Раневской, если бы не могла найти повода для шутки, улыбки, иронии даже во время чумы. «Крым. Сезон в крымском городском театре. Голод. Военный коммунизм. Гражданская война. Власти менялись буквально поминутно. Было много такого страшного, чего нельзя забыть до смертного часа и о чем писать не хочется. А если не сказать всего, значит не сказать ничего. Потому и порвала и книгу. Почему-то вспоминается теперь, по прошествии более шестидесяти лет, спектакль-утренник для детей. Название пьесы забыла. Помню только, что героем пьесы был сам Колумб, которого изображал председатель месткома актер Васяткин. Я же изображала девицу, которую похищали пираты. В то время как они тащили меня на руках, я зацепилась за гвоздь на декорации, изображавшей морские волны. На этом гвозде повис мой парик с длинными косами. Косы плыли по волнам. Я начала неистово хохотать, а мои похитители, увидев повисший на гвозде парик, уронили меня на пол. Несмотря на боль от ушиба, я продолжала хохотать. А потом услышала гневный голос Колумба – председателя месткома: «Штрафа захотели, мерзавцы?» Похитители, испугавшись штрафа, свирепо уволокли меня за кулисы, где я горько плакала, испытав чувство стыда перед зрителями. Помню, что на доске приказов и объявлений висел выговор мне, с предупреждением. Такое не забывается, как и многие-многие другие неудачи моей долгой творческой жизни».

      Успешный дебют в роли Маргариты Кавалини в «Романе» открыл Раневской двери в труппу Симферопольского городского театра, который тогда назывался «Театром актера». Но главным режиссером уже был Павел Анатольевич Рудин, подвижник, идеалист, мечтатель и в то же время прекрасный режиссер, которому предстояло