Социализм, экономический расчет и предпринимательская функция. Хесус Уэрта де СотоЧитать онлайн книгу.

F. A. Hayek, “Why I am not Conservative” in The Constitution of Liberty, 397–411 [См.: Хайек Ф. Конституция свободы. М.: Новое издательство, 2008].

В Словаре испанского языка Королевской Академии используемое нами слово cientismo [сциентизм] отсутствует. Из похожих слов там есть cientifi cismo, пятое значение которого – «склонность придавать излишнюю ценность научным или якобы научным представлениям». Грегорио Мараньон, хотя и употреблял иногда термин cientismo, в итоге, кажется, предпочел cientifi cismo, который он называет «карикатурой на науку» и описывает как «чрезмерную демонстрацию отсутствующих научных знаний». В заключение он пишет: «Суть дела в том, что cientifi cista [сциентист] некритически приписывает исключительное догматическое значение собственным обширным познаниям; он пользуется своим положением и репутацией, чтобы вводить в заблуждение своих последователей и слушателей» (курсив мой. – У. де С.). См.: Gregorio Marañón, “La plaga del Cientifi cismo,” chap. 32 of Cajal: su tiempo y el Nuestro, vol. 7, Obras Completas (Madrid: Espasa Calpe, 1971), 360–361. Нам, однако, кажется, что термин cientismo точнее, чем cientifi cismo, так как он в большей степени относится к злоупотреблению наукой как таковой, чем к недобросовестной манере заниматься наукой. (Слово científi co происходит от латинского scientia – наука, и facere – делать.) Кроме того, в английском языке слово scientism используется для обозначения некорректного применения методов естественных наук, физики, технологии и инженерного дела к сфере социальных наук. («Утверждение, что методы естественных наук следует использовать для любых исследований, в том числе в области философии, гуманитарных и социальных наук». См.: Webster’s Third New International Dictionary of the English Language Unabridged, vol. 3 [Chicago: G. & G. Merriam, 1981], 2033). Наконец, Мануэль Секо в своем знаменитом словаре (Manuel Seco, Diccionario de Dudas y Difi cultades de la Lengua Española, 9th ed. [Madrid: Espasa Calpe, 1990], 96), утверждает, что допустимы слова ciencismo и ciencista, хотя мы считаем, что они хуже, чем cientismo и cientista, поскольку так же, как и соответствующие выражения в английском и французском языках, вторая пара происходит от латинского scientia (а не от испанского ciencia).

Замечательной иллюстрацией такого высокомерия интеллектуала-социалиста может быть легенда, рассказывающая о короле Альфонсо X, которого называли также Альфонсо Мудрым или Альфонсо Образованным. Он был «так дерзок и высокомерен от своего великого знания человеков и причастности тайн природы, что самонадеянно бахвалился, в посрамление провидения и высшей мудрости всемогущего Творца, говоря, что ежели бы Господь просил у него совета, творя мир и все сущее, и он был бы тогда с Господом, то некоторое из сущего вышло бы лучше и совершенней, чем нынче, а иное не было бы сотворено вовсе или было бы поправлено и улучшено». Легенда гласит, что король был наказан ужасным ударом грома, молнией и бурей, от которых крепость Алькасар в Сеговии, где он пребывал со своим двором, загорелась, так что несколько людей погибло, несколько было ранено, а сам король спасся лишь чудом и немедленно покаялся в своей пагубной гордыне. Ужасная гроза, разразившаяся 26 августа 1258 г. и ставшая причиной пожара в сеговийской крепости, во время которого король чуть не погиб – это событие, подтвержденное историческими источниками. См. великолепную биографию Альфонсо X Мудрого, написанную Антонио Баллестеросом Береттой (Antonio Ballesteros Beretta, Alfonso X El Sabio [Barcelona: Ediciones “El Albir,” 1984], 209–211). Там мы находим критическую оценку всех версий этой легенды и ее связи с реальными историческими событиями. Хотя легенда носит апокрифический характер, нет сомнений, что сциентистские склонности «мудрого» короля проявились как минимум в жестких правилах, с помощью которых он безуспешно пытался устанавливать и контролировать цены, чтобы помешать их неизбежному и естественному росту, связанному с систематическим обесцениванием денег в результате его собственной денежной политики. Провалилась также попытка Альфонсо заменить традиционные кастильские законы о наследовании «научным» кодексом под названием «Семь партид», который поссорил его с собственным сыном и наследником Санчо и привел страну к гражданской войне, омрачившей последние годы жизни короля. Другая историческая фигура, которая может служить ярким примером краха сциентистского конструктивизма в социальной сфере, – это граф-герцог Оливарес, фаворит короля Филиппа IV, на протяжении большей части царствования Филиппа державший в своих руках судьбы империи. Благие намерения, работоспособность и усилия графа-герцога быль столь же неумеренны, сколь тщетны. На самом деле главным недостатком графа-герцога было то, что «по своей природе он стремился всюду навести порядок»; поэтому он не смог преодолеть искушения и отказаться от господства во всех сферах социальной жизни. На закате своего правления он сам выразил «глубокое разочарование тем, что любая его попытка поправить дела производила эффект, прямо противоположный его намерениям». Однако граф-герцог так и не понял, что таков естественный и неизбежный результат любых попыток силой контролировать и организовывать все общество; поэтому он никогда не считал причиной катастрофического состояния, в котором он оставил Испанию, собственный метод управления, а объяснял его гневом Божиим и моральной развращенностью века сего. См. блестящее исследование: J. H. Elliot, El Conde-Duque de Olivares (Barcelona: Edit. Crítica, 1990), esp. 296, 388.

F. A. Hayek, “Kinds of Rationalism” in Studies in Philosophy, Politics and Economics (New York: Simon and Schuster, 1967), 82–95.