Чапаев. Дмитрий ФурмановЧитать онлайн книгу.
все это запомнит, опишет, сравнит…
Клычков – этот вел исправно дневник. В любой обстановке и при любых условиях изловчался и записывал самое важное. Не в книжечку, так на листках, иной раз отмечая на ходу, пристроившись к забору, – но уж все занесет непременно. Приятели над ним обычно подсмеивались, не видя в том ни толку, ни проку.
– И чего ты, Федька, бумагу-то портишь? – скажет, бывало, Андреев. – Охота ж тебе каждую ересь писать? Да мало ли кто что сделал, кто сказал – разве все захватишь? А уж писать, так надо все, понял? Частицу писать не имеет смыслу, один даже вред получится, потому как в обман людей введешь…
– Нет, Андреич, ошибаешься, – разъяснял ему Федор. – Частицу я усмотрю, да другой, третий, десятый… сложишь их – и дело получится, история пойдет…
– Так ты ведь там, черт, выдумываешь поди разную дребедень… какая история? – сомневался Андреев.
– Я же знаю, что к чему, – упорствовал Федор, испытывая острую неловкость от этого бесцеремонного напористого приставанья.
– Что ты знаешь? Ничего не знаешь, – осаживал Андреев, – пустяками занимаешься.
Клычков на эту тему говорить не любил и, зная андреевскую несговорчивость, умолкал, на некоторые вопросы не отвечал вовсе и тем прекращал разговор.
Писал он в дневник свой обычно то, что никак не попадало на столбцы газет или отражалось там жалчайшим образом. Для чего писал – не знал и сам: так, по естественной какой-то, по органической потребности, не отдавая себе ясного отчета.
Специальность у Андреева была иная – распознавать все дела по рабочему фронту; сюда его тянуло так же, как Терентия к письму или Федора Клычкова к своему дневнику. Андреев, может быть, даже и против воли, инстинктом, всем, с кем заново и в новом месте толковал, начинал задавать совершенно особые вопросы: есть ли фабрики, давно ли построены, хорошо ли работают, почему и давно ли остановились, сколько рабочих, каковы качеством, сознательны ли, чем, когда и как себя проявили и т. д. и т. д. Так и видно было рабочего, которого тянет в родную среду, к родным вопросам, нуждам и заботам. Он интересовался также общим положением, главным образом – богатством местности, населением, его составом и степенью надежности; впрочем, этими вопросами едва ли не в равной мере интересовались все четверо.
Лопарь был спецом по военным делам, – моментально распознавал, что за воинские части стоят поблизости, какие полки лучше, какие – хуже, что делается по политической работе с красноармейцами, много ли коммунистов, как они себя ведут, что вообще за положение на фронте и т. д. и т. д.
Эти специальности определились отчасти уже и в пути, но главным образом – позже, когда все четверо втянулись в настоящую работу. У одних поле наблюдений сузилось, как, например, у Андреева (рабочие центры попадались нечасто), у других, как у Лопаря, расширилось: но с этих же первых дней всем было видно одно: военные дела и интересы захватывали полней и полней, все решительней отодвигали на задний