Петровские дни. Евгений Салиас-де-ТурнемирЧитать онлайн книгу.
Вот тебе и моё прописанное предложение. Авось поймёшь.
И, положив на стол лист бумаги, сложенный вчетверо, гость пошёл из комнаты, усмехаясь. Но не только не злобно, но как-то добродушно, как если бы с ним случилось здесь что-либо приятное.
На крыльце он крикнул зычно:
– Игнат! Подавай рысака.
Возница взял за вожжи и начал передёргивать, но заморённая кляча едва двинулась с места и шагом доплелась к подъезду, как бы через силу таща тележку.
– Не бил? – спросил барин.
– Чего изволите? – спросил и кучер. – Кого-с?
– Оголтелый! И ты тоже начнёшь скоро говорить: как-с. Тебя спрашивают: конь не бил?
Кучер поглядел на барина укоризненно, и Сашок, глядевший в окно, всё видевший и слышавший, заметил, как кучер головой качнул, будто негодуя на барина.
– Что, у тебя язык, идол, отнялся? Конь, говорю, смирно стоял или бил?
– Бил! – азартно произнёс кучер.
– Бил? Ну вот… Мог бы и тебя, и экипаж вдребезги разнести. А ему цены нет.
– Мог бы… Да только сил нет, вишь, в чём только душа держится…
– Дурак! Нешто у коня есть душа? – важно произнёс барин, косясь на князя, сидящего у окна.
И, сев неспешно в тележку, он выговорил:
– Держи вожжи… Поосторожнее… Смерть боюсь лихих и блажных коней.
Кучер начал снова передёргивать вожжами, но так как несчастная кляча не брала с места, то он достал кнут и начал хлестать животное.
– До свидания, ваше сиятельство, – крикнул гость, оборачиваясь к Сашку, который, смеясь, глядел в окно. – Передумаете, то пошлите за мной. А писание-то моё, что на столе, прочтите. Коли не поймёте, то Кузьмичу дайте. Он шустрее вас и поймёт.
Гость отъехал почти шагом, а Сашок, вспомнив о бумаге, взялся за неё.
Гнев, на него напавший от дерзости неведомого нахала-стрекулиста, быстро прошёл, да и «блажной» конь его рассмешил.
Прочитав несколько слов, Сашок ничего не понял, ни единого слова, как если бы написано было по-турецки или по-китайски.
XI
А гость молодого князя, протащившись на своей кляче до первого угла и завернув за него, тотчас же вылез из тележки. Здесь ожидали его довольно приличные, хотя и не элегантные дрожки, порядочная лошадь и кучер, одетый просто, но чисто.
– Ну, ты, – обратился он к вознице на тележке, – ступай домой! Авось к вечеру доедешь. Послезавтра опять понадобишься.
Сев в дрожки, он приказал второму кучеру:
– Ступай к немцу-табачнику, а оттуда поедем в разбойное место.
Лошадь, не очень казистая на вид, взяла, однако, с места крупной рысью, и вскоре дрожки были уже на Тверской и остановились у маленького магазина. Господин, рассердивший Сашка, вошёл в магазин. При его появлении молодой приказчик начал низко кланяться, а затем крикнул в соседнюю комнату:
– Карл Карлович, идите!
В магазин вышел немец небольшого роста, рыжеватый и в синих очках и, крайне любезно, почти подобострастно кланяясь, заговорил, заискивающе улыбаясь:
– Что