Гарики предпоследние. Штрихи к портрету (сборник). Игорь ГуберманЧитать онлайн книгу.

      Курить, конечно, бросить надо бы,

      загвоздка – в бедах совокупных,

      а корни этой мелкой пагубы

      растут во мне из дурей крупных.

      В цепи причин и соответствий,

      несущих беды, хворь и срам,

      я не нашел дурных последствий

      от пития по вечерам.

      Люблю я проследить, как возлияние,

      просачиваясь в мироощущение,

      оказывает веское влияние

      на духа и ума раскрепощение.

      Забавный знаю феномен:

      от генерала до портного

      у нас химический обмен

      устроен так, что ждет спиртного.

      Пока еще в душе чадит огарок

      печалей, интереса, наслаждения,

      я жизнь воспринимаю как подарок,

      мне посланный от Бога в день рождения.

      Сокрыта в разных фазах опьянения

      таинственная сила врачевания,

      играющая ноты упоения,

      текущие до самобичевания.

      Когда бы век я начал заново,

      то к людям был бы я внимательней,

      а гул и чад гулянья пьяного —

      любил сильнее и сознательней.

      Я злоупотребляю возлиянием,

      здоровье подрывая наслаждением,

      под личным растлевающим влиянием

      и с жалостливым самоосуждением.

      Душа, мягчея от вина,

      вступает с миром в компромисс,

      и благ любой, сидящий на,

      идущий по и пьющий из.

      Мне грустно думать в час ночной,

      что подлежу я избавлению

      и чашу горечи земной

      закончу пить я, к сожалению.

      Экклезиаст еще заметил:

      соблазну как ни прекословь,

      но где подует шалый ветер,

      туда он дуть вернется вновь.

      Хоть пили мы, как пить не стоит, —

      за это вряд ли ждет нас кара,

      в нас только будущий историк

      учует запах перегара.

      Ко мне по ходу выпивания —

      о чем бы рядом ни кричали —

      приходит радость понимания,

      что дух наш соткан из печали.

      Верный путь, на самом деле,

      различим по двум местам:

      то во храме, то в борделе

      вьется он то здесь, то там.

      Виднее в нас после бутылки,

      как истрепались в жизни бывшей;

      мы не обломки, мы обмылки

      эпохи, нас употребившей.

      Наш путь извилист и неровен,

      а жребий – тёмен и превратен,

      и только жирный чад жаровен

      везде всегда надежно внятен.

      В года весны мы все грешили,

      но интересен ход явления:

      те, кто продолжил, – дольше жили,

      Бог ожидал их исправления.

      Каким ни вырос любомудром

      и даже просто будь мудрец,

      а все равно охота утром

      к похмельной рюмке огурец.

      Смотрю без тени раздражения

      на огнедышащий вулкан,

      и