Шарль Моррас и «Action française» против Германии: от кайзера до Гитлера. Василий МолодяковЧитать онлайн книгу.
было их влияние в системе образования. «Дети, возвращаясь из лицея, спрашивали: “Папа, правда, чтобы стать умным, надо быть дрейфусаром, а не патриотом?”» (MMB, 79), – вспоминал Моррас почти через полвека. «Мы в самом разгаре битвы, – сообщал он 29 ноября 1897 г. аббату Пенону. – К ней применимы древние слова о могилах и очагах. Если иудейско-протестантская братия захватит их, это конец. Шлю вам пачку газет. Если есть время, читайте в хронологическом порядке; увидите, что мне кое-что ясно в этом деле» (СМР, 425).
Жорж Клемансо, сделавший свою газету «L'Aurore» трибуной дрейфусаров (13 января 1898 г. он опубликовал открытое письмо Золя президенту Феликсу Фору «Я обвиняю!..» и придумал его заглавие), «с почетом вернулся в политическую жизнь, откуда его вытолкнула причастность к панамскому скандалу»[23] (VMB, 177). И тот же Клемансо заявлял в кругу друзей: «Если бы не Дрюмон, какую отличную антисемитскую газету я мог бы издавать вместе с полковником [Мари-Жоржем] Пикаром» (МСВ, 142) – главным защитником Дрейфуса среди военных, получившим благодаря «делу» мировую известность.
Несчастный офицер, разжалованный и отправленный на каторгу, оказался разменной монетой в политической игре. «В “деле Дрейфуса” Дрейфус не более чем предлог, – заявил Баррес. – Дрейфусары едины во мнении, что он им не интересен и не вызывает симпатии» (МСВ, 190–191). Он лишь повторил слова адвоката Фернана Лабори: «Дрейфус больше не интересует меня, потому что он перестал быть символом» (SDN, I, 36). При восстановлении на службе в 1906 г. реабилитированный офицер не получил положенного по выслуге лет повышения в звании. Премьер Клемансо и его военный министр Пикар (тот самый!), нажившие на «деле» внушительный политический капитал, не вмешались, и Дрейфус в знак протеста вышел в отставку.
«Если индивидуализм прав, – писал Моррас в 1908 г., – то справедливо и правильно всё сломать, перевернуть и поставить вверх дном, дабы предотвратить осуждение одного невесть кого, – допустимо привести в смятение общественное мнение, армию, законы, разрушить мир, оборону и безопасность страны» (MPR, 73). Фамилия Дрейфуса здесь не названа, да в этом и нет необходимости: речь не о человеке, а о прецеденте. Моррас нашел удачную формулировку своей позиции: «Если бы Дрейфус случайно оказался невиновным, его следовало бы сделать маршалом Франции, но расстрелять дюжину его главных защитников за тройное зло, которые они причинили Франции, Миру и Разуму» (ASF, 55).
Капитана обвинили в шпионаже в пользу Берлина, поэтому германская тема стала главной. «Отдадим должное людям Вильгельма, – писал Моррас. – Они быстро поняли, какую выгоду можно извлечь из наших внутренних раздоров не только для свободного роста своей империи, но и для нашего ослабления. Можно уверенно заключить, что с 1898 по 1912 г. они не переставали извлекать выгоду из наших внутренних разногласий и слабостей, порожденных “делом Дрейфуса”» (ASF, 59).
В результате «дела» контрразведку передали из военного министерства в Министерство внутренних дел, а статистический отдел Второго разведывательного
Начатый в 1892 г. разоблачениями Э. Дрюмона скандал вокруг краха Всеобщей кампании Панамского межокеанского канала (основана в 1880 г., обанкротилась в 1889 г.) выявил многочисленные факты коррупции чиновников, депутатов и журналистов. Считается крупнейшей финансовой аферой XIX в. во Франции; слово «Панама» стало нарицательным. Баррес посвятил панамскому скандалу роман «Их лица» (1902).