Дневник Гуантанамо. Мохаммед ульд СлахиЧитать онлайн книгу.
у коррумпированного чиновника. Приходилось трясти ее раз за разом, чтобы чернила продолжали течь, так что это было одновременно и письмо, и тренировка. Я должен был вернуть ручку после того, как закончу письмо, но мне удавалось спрятать ее в камере. Еще я писал семье, но не нужно было быть гением, чтобы понять, что эти письма никогда не отправляли. Это было частью кампании, проводимой службой разведки. Но я особо не возражал. С счастливым видом я соглашался и составлял письма, которые мысленно адресовывал членам ЕОГ (Единой оперативной группы), чтобы сохранить благополучие семьи Слахи.
В первый раз я начал вести дневник на арабском весной 2003 года. Тогда меня держали в блоке «Майк» лагеря «Дельта». Я прятал страницы дневника в библиотечных книгах, но их у меня забрали, когда перевели в изоляционный блок «Индия» в июне того же года. Там я записывал не только свои мысли, но еще и уроки английского, которые получал от других заключенных или вычитывал из книг. Благодаря этим книгам я узнавал больше не только об английском языке. Там было много стихов, написанных на арабском. К сожалению, эти книги тоже забрали. В течение примерно пяти месяцев мне не давали ни ручек, ни бумаг. Ручку мне выдали, только когда Мистер Икс попросил записать для него «мою историю». К тому времени, как мне вернули дневник и другие записки, я успел пережить много новых унижений, но боялся писать о них. То, что я пытался записывать, не было предназначено для следователей и служащих разведки. Я хотел, чтобы это прочитали люди за пределами Гуантанамо. Но я прекрасно осознавал, что все мои письма доставляются только следователям, и все то, что происходит в Гуантанамо, остается в Гуантанамо. Хоть на мне и не было наручников, руки все еще были связаны по бокам.
В 2004 году, через три года после начала работы Гуантанамо, Верховный суд США наконец ответил на вопрос, ответ на который был очевиден изначально. Да, заключенные Гуантанамо должны иметь право оспаривать утверждения правительства, что они опасные террористы. Первым решением правительства стало создание так называемой Комиссии по пересмотру статуса бойца, где заключенные могли оспорить свой статус «вражеского бойца». Я никогда не воевал против Соединенных Штатов, и я очень обрадовался, когда я узнал, что мне предстоит пройти слушание перед комиссией. Но радость была недолгой, ведь совсем скоро ко мне пришел военный, который должен был быть моим «представителем» на слушании. Мы встретились в пустом здании лагеря «Эхо». Его сопровождала женщина, которая в конце этой книги станет моим главным следователем. Ее зовут Эми, она военный офицер американской службы разведки.
Моим представителем был молодой капитан Воздушных сил. Он был тихим, прямолинейным и практически безынициативным. Он тихо и манерно рассказывал, что меня ждет на слушании. Было очевидно, что он не верит в благополучный исход. Большую часть времени он объяснял мне, что он не на моей стороне. Предполагалось, что он будет моим адвокатом, но при этом он заявил, что имеет право передать комиссии любую конфиденциальную информацию, если она будет ценной для правительства