Вещий Олег. Наталья ПавлищеваЧитать онлайн книгу.
Эймунд ее откуда-то издалече привез. Не поверили ладожане, сами дом и двор обежали, правда, нет норманнов. Все ясно – их вина, что лодка пропала!
Потом и не вспомнить, кто первым крикнул:
– Жги дворы норманнские!
Бросились все, ни о чем не думая. Выскочил из своих ворот Коёнг, руками замахал, остановить ладожан пробует:
– Пошто мой двор жечь хотите?! Я в чем пред вами вину держу?!
И правда, не за что, никого не обидел Коёнг, все по чести делает, но толпа слепа и глуха, голоса разума не слушает. Запылали и сеновал, и амбары, и сам дом. Еле выскочила жена Коёнга с младшими детьми, а он сам со старшим все пытался растащить горелое, чтоб не занималось дальше. Только запалили сразу со многих сторон, и ветер сильный, посуху вмиг все заполыхало. Хозяина рухнувшей крышей придавило, старший его сын обгорел весь, по земле катался, пламя сбивал, от боли зверем выл.
А толпа дальше побежала, палили норманнские дворы, о своих не думая. Поняли, что творят, только когда огонь на двор Тувора перекинулся. Заголосила Таля не своим голосом, за ней следом многие бабы, а поздно. Занялась Ладога вся. Ладно бы один берег, так ведь на обоих норманнов запалили, оба берега и выгорели почти все. Метались ладожане: и словене, и меря, и веси, и чудины, и балты, все добро свое спасая. Да только мало помогло, застлал черный дым небо над Ладогой на весь день. Разносил его сильный ветер по округе, и на дальних огнищах увидели, решили, что напали на город вороги. Знал бы кто, что сами ладожане и виноваты! Все выгорело, остались только Суворова ковня, она у воды стояла, два двора словенских, что позади коёнговского, ветер огонь в другую сторону увел, да дом Сирко. То ли далеко от всех был, то ли его бог Род хорошо защитил. В остальной же Ладоге ни дома, ни тына – ничего нет, все огонь слизнул. Деревья, что поближе были, тоже пожелтели, спаленные пожаром. Только мост на тяжелых дубовых колодах выдержал, не погорел.
К вечеру ходили ладожане среди угольев да пепла, живых кликали, как после побоища. Не все спаслись. У норманнов Коёнга прибило, сын обгорел сильно да жена умом тронулась, все пыталась белый плат по саже горелой расстелить да улечься на него. Дети плакали, мать в сторону тащили, а она только улыбалась. Другой норманн Рульф убежал с семьей в лес безо всяких пожиток, никто и гнаться не стал, как остальные дворы занялись, не до норманнов уже было. И остальных здорово покалечило, у Онфима женка с малыми детьми погорела, ходил вокруг пепелища, как чумной, не понимал ничего, у Олексы спина обожжена так, что ни лечь, ни сесть не может, волком воет. У чудина Кулбы волосы погорели, один глаз тряпицей прикрыт, не видит больше, у Свула тоже живого места на теле не найдешь. И у всех вместо домов пепелище. Веселка с детьми выскочила из дома в чем стояла, так и метнулась к Радоге. Гюрята с Илицей тоже двор не отстояли, остались нищими да голыми, вся Ладога одно сплошное пожарище. Хоть и привычные славяне к такому, чуть что – горят дома, да тошно сознавать, что сами виноваты.
Пожарище уже почти не дымилось, начинавшийся ветерок раздувал кучи остывшей золы, подымал ее и кружил в воздухе, точно зимой поземку.