Ð˜Ð½Ñ‚ÐµÐ³Ñ€Ð°Ñ†Ð¸Ñ Ð¼Ð¸Ð³Ñ€Ð°Ð½Ñ‚Ð¾Ð²: концепции и практики. Владимир МалаховЧитать онлайн книгу.
сумел успешно вписаться в рынок труда, он обладает необходимой языковой компетенцией.
Примечательно, что в публичном и академическом обиходе Соединенных Штатов вместо слова «интеграция» обычно используют слово «ассимиляция». Вплоть до недавнего времени американские политики и ученые вообще обходились без термина «интеграция». Он вошел у них в оборот лишь под воздействием европейских дискуссий.
Легкость, с какой в Америке говорят об ассимиляции мигрантов, объясняется просто. В американском контексте ассимиляция не подразумевает отказа от этнической или религиозной идентичности тех, кто ассимилируется. Она означает функциональное вовлечение мигрантов и их потомков в четыре основные сферы общества – занятость, систему социальной защиты (welfare), жилищную сферу и образование[33].
Иными словами, ассимиляция в ее американском понимании – это абсорбция нового населения вместе с приносимым этим населением культурным разнообразием. (Мы оставим пока за скобками вопрос о том, сколько разнообразия допускалось после прохождения мигрантов через плавильный котел Америки)[34].
Такая традиция словоупотребления разительно отличается от Европы, где за термином «ассимиляция» тянется шлейф негативных коннотаций.
Перед нами, как не раз подмечали наблюдатели, своеобразный парадокс. В Европе, где слова «ассимиляция» старательно избегают, именно к ней стремятся, а в Америке, где это слово до сих пор в ходу, мигрантам оставляют довольно широкий простор для выбора.
Чем объясняется предпочтение, которое в Европе отдается термину «интеграция»? На первый взгляд – соображениями чисто репутационного свойства, а именно стремлением выглядеть более восприимчивыми к разнообразию. Но чем объясняется само это стремление? Эндрю Фэвелл полагает, что оно обусловлено европейским историческим наследием. В отличие от Соединенных Штатов, где нация строилась на территориальной основе, нации в Европе формировались на этнокультурной основе. Интегрирование того или иного политического образования в культурную целостность происходило посредством «национализации» меньшинств. Нациостроительство в Европе представляло собой более или менее насильственное поглощение населения периферийных регионов определенным властным центром (каталонцев, валенсийцев и галисийцев – кастильским центром в Мадриде; саксонцев, швабов и баварцев – прусским центром в Берлине, валлийцев и шотландцев – английским центром в Лондоне и т. п.). Поэтому европейцы мыслят национальную интеграцию сквозь призму институтов и структур, которые в состоянии объединить разнородное население, превратить его в культурное (если не этническое) единство. Соответственно, интеграция мигрантов воображается как продолжение того же процесса. Ее цель – еще раз проделать то же, что было проделано в эпоху нациостроительства, а именно присоединить новое население к этнокультурному ядру. Отсюда и беспокойство европейских политиков по поводу того, что
33
См.: Alba R., Nee V. Rethinking Assimilation Theory for a New Era of Immigration // International Migration Review. 1997. Vol. 31, N 4. P. 826–874.
34
Отметим лишь, что представление о том, как должен работать американский плавильный котел, претерпело за два столетия серьезные изменения.