Экспонат руками не трогать. Мария ОчаковскаяЧитать онлайн книгу.
уважаемую публику за внимание, – с легким поклоном произнес оратор, – ваш покорный слуга, Петр Иванов Мельгунов.
Вечер был холодный и ветреный, как нередко бывает петербургской зимой. На улице совсем стемнело и подморозило. Публика разошлась. Федор, сославшись на какие-то дела, ушел вместе с университетскими приятелями, пообещав, что будет к ужину.
– …уверяю вас, столичная публика весьма капризна, ей трудно угодить, а тут такой безоговорочный успех, chapeaux bas[5], – продолжил свою мысль Шерышев, выходя из парадного. Налетел порыв ветра, вихрем закружил и понес по переулку мелкие колкие снежинки. Липа предложил Петру Ивановичу взять извозчика, но тот отказался. Впрочем, идти было недалеко. Мельгуновы жили на Казанской.
– Вам сейчас, дорогой Петр Иванович, поберечься бы следовало, дома в тепле посидеть. Доктора говорят, что контрастные температуры вредны для здоровья.
– Господь с вами, Липа, голубчик, разве я дома-то усижу. Соскучился я… и по нашему холоду, и по ветру со снегом, и по рюмочке пшеничной, эдакой запотевшей, со льда, да с огурчиком, крепким, хрустким. Ох, какой я теперь голодный, как бы Семеновна с ужином не затянула, – с мечтательной улыбкой произнес Мельгунов и тотчас вспомнил: – Да и нельзя мне сейчас на печке-то сидеть, я еще отчет свой не докончил. Затянул без стыда и без цензуры.
– Петр Иванович, я как раз в связи с отчетом собирался вас спросить о… – начал было Шерышев, но Мельгунов не дал ему договорить:
– Полно, Липа, полно. Об отчете еще успеем наговориться. – Он был весел, воодушевлен и нисколько не выглядел усталым. – Лучше вспомните, кого нам Федя обещал привезти к ужину. Нынче он все от отца в секрете держит.
– Ах это… так нет ничего секретного, племянница моя, Капитолина, должна быть. Она уже совсем взрослая барышня, ей семнадцать, неглупая, серьезная, Востоком увлечена и прехорошенькая. Хвалю, не потому что родня ей, она в самом деле славная.
– Любопытно, любопытно. Дети-то как грибы подрастают.
– Лекцию вашу мечтала послушать, но не смогла – сестра захворала, пришлось дома остаться. Вот была трагедия! Потому Федор и решил отпросить ее у родных и препроводить на ужин лично. Он, должно быть, сейчас у них…
– Весьма любопытно… выходит, Федор-то мой… хотя что ж, он давно не мальчик… а я старый слепой крот, – усмехаясь, пробормотал Мельгунов в усы и тотчас переключился на другое: – Ах, боже мой, Липа, как же сладко говорить на родном языке! Говорить и слушать… русская речь, музыка, да и только!
Они уже подходили к дому, когда Шерышев, не утерпев, задал-таки Петру Ивановичу свой вопрос. Уж больно хотелось ему узнать, посчастливилось ли в этот раз Мельгунову посетить зороастрийцев, и если да, то чем дело закончилось.
– Ах, вот вы о чем! Словно нарочно! – нервно вскричал вдруг Мельгунов, меняясь в лице, глаза его гневно блеснули.
Шерышев, никак не ожидавший такой реакции, остановился
Chapeaux bas – (