Анархисты. Александр ИличевскийЧитать онлайн книгу.
перегнал автобус и в Москве на «Теплом Стане» встретил. К такой ли жизни я стремился, переезжая в деревню?.. Да что с того, если я тебе все выскажу? Ночью думал, что если бы в юности мне кто-то сказал, будто смогу опуститься настолько… Да я бы руки себе нынешнему не подал! Чем утешить себя, не знаю. Смотрю в книгу – вижу фигу. Пробую стихи читать – не лезут они мне в голову, будто она деревянная. Музыку слушать тоже нет сил – равнодушен. Куда податься?
Дубровин, сильно озадаченный и не представлявший, что посоветовать другу, оробел лицом и сказал:
– Петя, ты бы снова рисовать начал. Хотя и через силу. У тебя талант замечательный к пейзажу…
– Господи, – вздохнул Соломин, – да у меня ложка из рук валится, не только кисть. Все смерклось. Ты посмотри, природа вокруг какая, полна божества… Глаза понимают – а сердце холодно. Я-то думал, как исполнится мне сорок – все, баста, оттрубил, отбомбил, заслужил покой и волю, свободу творчества… Не тут-то было. Забыл соломки подстелить! Съездил в город за денежкой… Дом стоит без отделки. Мастерская – один фундамент. Газон бурьяном зарос. Вот тебе и Жан-Жак. Руссо из меня не вышло, зато в роли Отелло я превосходен. Сторожу любимую, пылинки с нее сдуваю, а порой придушить хочу. Первые месяцы держал взаперти, к тебе за лекарствами бегал. Окрепнув, билась, как мотылек в ладони, тут твердость была нужна, и я не разжал, не дал слабины. Тебя благодарить надо, помогло твое лечение. Да и Турчину я благодарен – у него выспрашивал: как наркологи лечат? Он давал рекомендации, я был прилежен. Ты же видел, она преобразилась, родилась заново, подобно сухой веточке, отломанной от перекати-поля, опущенной в воду. Ты не следил за преображением, тебе известен лишь результат, но я тебе говорю, верь мне. Понемногу, понемногу стали заниматься физкультурой, йогой, потихоньку расцвела, волосы отросли, и каково мне было видеть это чудо – оказалась она тонкой красавицей, с кожей, от которой нельзя глаз оторвать и тем более губ, с серыми глазами, в которых к вечеру появляется синева… Она была то задумчива и могла целыми днями не проронить ни слова, то вспыхивала и металась по дому… Но к вечеру затихала и сидела смирная, пристыженная. Несколько месяцев не отходила ни на шаг, вместе медитировали, делали дыхательную гимнастику, я брал ее на этюды и в поездки за стройматериалами, по грибы, на рыбалку. Она любила… любит рыбу, непременно коптил ей на вишневых стружках голавлей. И все было прекрасно, пока мы не стали спать…
Дубровин при этих словах потупился.
Соломин махнул рукой:
– Что ж? Всего не расскажешь. В личной катастрофе важны последствия, а не причины. С некоторых пор что-то расстроилось в ее натуре. Но уехать с концами она не решается, отчего – не пойму… Неужто жаль меня? Или ей только то и нужно, чтобы оставаться на содержании?
– Совсем без денег жить нельзя, – сказал Дубровин, смущаясь того, что собирался выразить. – Ты, Петя, жизнь чересчур близко к сердцу принимаешь. Катя прекрасна, талантлива. Но личность ее не успела сложиться, была разрушена