«Атланты держат небо…». Воспоминания старого островитянина. Александр ГородницкийЧитать онлайн книгу.
этот парусник, построенный в Германии в 1926 году, был захвачен в качестве военного трофея и много лет стоял здесь без движения, ожидая своей дальнейшей участи. Мог ли я тогда думать, что буду штормовать на нем в суровой зимней Северной Атлантике, плыть Гибралтарским проливом мимо Геркулесовых столбов, швартоваться у причалов далекой Ямайки?
Этот пьянящий воздух вечернего города, пропитанный звоном трамваев, обрывками танцевальной музыки, резкими криками вдруг вспыхивающих на солнце чаек, сигналами автомобилей, протяжными гудками близких судов и, наконец, звонким стуком чьих-то запоздалых каблучков по камням в молочном безмолвии белой ночи, кружил голову упрямым, несмотря ни на что, ожиданием счастья на завтра. Необъятность и неопределенность будущего, кажущееся богатство выбора – все пьянило воображение. И писались стихи, глупые и беспомощно-восторженные, а ныне недоступные, вызывающие острое чувство ностальгии.
Летит окрестная листва
На мокрый парапет.
На Мойке, восемьдесят два,
Я прожил много лет.
Несолнечная сторона
На северо-восток,
Налево – ангел у окна,
Направо – водосток.
Свистели бомбы за окном,
Был зимний ветер лют,
Ах, ночи белые потом
И праздничный салют!
Прожектор бело-голубой
И разноцветный снег!
Ах, эта первая любовь,
Что помнится навек!
На Мойке, восемьдесят два,
Я числился, жилец.
На Кировские острова
Возил меня отец.
Отстукивал мне время днем
Привычный метроном,
Солдаты пели перед сном,
Шагая под окном.
Стоял на Мойке старый дом,
И с самого утра
Скрипели весла за окном,
Пыхтели катера.
О, ветер странствий у виска
И перекличка стай!
О, эта сладкая тоска —
Фокстрот «Цветущий май»!
На Мойке, восемьдесят два,
Я прожил много лет.
Соседи сникли, как трава,
Иных – в помине нет.
Зажгитесь, давние огни,
Пластиночка, играй!
Верни мне прошлое, верни
Тот коммунальный рай,
Когда блокада и война
Стучали в нашу дверь,
Но мир из этого окна
Был лучше, чем теперь.
Отечество нам – Горный институт
За серыми окнами Горного — Забыть их до смерти нельзя, — Где лекции слушал покорно я, Азы теормеха грызя, Над линией узкой причальною Маячили верфи вдали, Гудками глухими печальными Прощались с землей корабли. За серыми окнами Горного, Дневной застилая нам свет, Желтея большими погонами, Огромный качался портрет. Мы шли с первомайскими