Терминатор из глубинки. Виктор СтепанычевЧитать онлайн книгу.
у на остров Ушкуйный, который сам посещал каждый день.
В общем-то сама рыбалка его не очень интересовала. Он никогда не был заядлым рыбаком или охотником, не испытывал особого азарта, подсекая судака, и не трепетал от восхищения перед попавшим на крючок пятикилограммовым сазаном. Вадим относился к подобным занятиям как к баловству, приятному и необременительному времяпрепровождению. Его ежедневные походы на остров посередине Волги были необходимы для восстановления физической формы и, он надеялся, духа.
Полтора километра работая руками – мотор исчерпал свой век и испустил дух по крайней мере лет десять назад, борясь с волжским течением, вытягивая донельзя тяжеленную гулянку огромными веслами-бревнами, Вадим вгонял себя в хорошую испарину. Выступивший на лбу и щеках пот стягивался в капли, которые, не удержавшись, холодя на миг кожу, скатывались щекочущими струйками на подбородок, а с него падали на голые загорелые колени.
Добравшись до острова, он разворачивал снасти. Насадив на крючки заготовленных с вечера червей, забрасывал в воду донки и приступал к основному действу, ради которого и было затеяно это путешествие. Сначала Вадим разогревался кроссом, бегая вокруг острова по рыхлому песчаному берегу, накручивая, в зависимости от настроения, километров пятнадцать-двадцать.
Останавливаясь на очередном витке, он для порядка проверял, не попалась ли какая-нибудь дурная рыбешка на крючок, и гнал дальше. После пробежки Вадим уходил с берега в глубину острова на облюбованную травянистую полянку и минимум три-четыре часа посвящал боевой тренировке.
Легкие дыхательные и разминочные упражнения скоро сменялись более серьезными комплексами на растяжку и концентрацию. Минут через сорок тело входило в т е м п. Вадим, меняя скорость и стили, работал почти автоматически, отстраняя сознание. Мышцы сокращались на алгоритме памяти, записанном в клетках прежними тренировками, одновременно выдавливая из себя остатки боли и немощи. В заключительной части – бой с противником-фантомом, с тенью; а уже совсем на десерт – со старым морщинистым великаном осокорем.
Все это должно было вернуть Вадима к прежнему состоянию физического и душевного равновесия. Должно было…
Подобная изнурительная работа, а по-другому такие занятия назвать было трудно, восстанавливала утерянную после ранения форму. Четыре пули, которые всадил в него Паша Панфилов, уложили Вадима на месяц в больничную койку. Хотя он и храбрился перед собой и лечащим доктором, организм ослаб очень сильно. После госпиталя его направили в Железноводск, в санаторий, но Вадим там продержался шесть дней и сбежал – не выдержал лениво-размеренного распорядка дня.
Но главной причиной побега с вод были все же не скука и безделье, а тянущие душу воспоминания о произошедшем. Свободного от лечения и процедур времени оставалось более чем достаточно, и Вадим вновь и вновь обращался мыслями к недавним событиям, к предательству тех, кого он считал самыми близкими на свете людьми. Никогда раньше, даже когда терял родных и друзей, он не испытывал такого острого чувства горя, слабости, а еще больше – унижения.
Возвратившись в Москву, Вадим явился к Деду. Олег Петрович встретил его наигранно-весело, но скоро и сам сник. Он не менее остро, чем питомец, переживал случившееся. Беседа получилась тяжелой и бестолковой. Оба, словно стесняясь друг друга, отводили глаза и говорили обтекаемые ватные слова, боясь неосторожно поранить собеседника. Первым не выдержал Дед. Сообщив о планах руководства перевести Вадима на вышестоящую должность – его заместителем по боевой подготовке и услышав в ответ несвязное унылое бормотание о здоровье и сомнительной целесообразности этого шага, Олег Петрович возмутился и, по обыкновению, сорвался на крик.
После перечисления длинного ряда отрицательных черт сидящего перед ним с опущенными плечами Вадима, где самым лестным было звание сосунка, Дед попытался отмести его робкие возражения. Он представил вполне рассудительные доводы о положительных качествах того же субъекта и заслуженном росте по служебной лестнице. Это была роковая ошибка Олега Петровича. Если отборную ругань в свой адрес Вадим перенес вполне стойко, пропустив мимо ушей, то добрые слова неизвестно отчего возмутили его до глубины души.
Он сорвался и в ответ проорал Деду, что не желает, чтобы им манипулировали, как марионеткой, что он в гробу с глазетом и кистями видел все повышения, близкое и далекое начальство, Отдел и непосредственно самого многоуважаемого Олега Петровича.
Дед, на короткий миг оторопев от наглости и неприкрытого хамства подчиненного, яростно и трубно, как олень на гоне, взревел. Угрожающе нависая над столом, он выплеснул на горячую каменку правду-матку, что бездарные щенки, не имея за душой ни гроша, ни доброго имени и представляя из себя совершенно пустое место, слишком много о себе мнят. В ответ окончательно разъяренный Вадим нахально выдернул из стопки бумаги перед носом начальника чистый листок с целью немедленного написания рапорта на предмет увольнения из «рядов». На такой опрометчивый порыв питомца Олег Петрович отреагировал многообещающими словами Тараса Бульбы «Я тебя породил…» и решительно полез в сейф. Основательно покопавшись в его захламленных недрах,