Бестиарий. Сергей ГребневЧитать онлайн книгу.
поморщился и всыпал мне в ладонь какую-то мелочь. Я подхватил десятилитровое ведро и вышел. Идя к ларьку за разливным пивом, я улыбался. Ссора их эта, даже не знаю почему, была мне приятна. И представлял я там голым с водкой себя. А еще представлял голую спину без ненужной полоски лифчика, представлял, вздрагивая, голую, круглую, почему-то румяную попу, вздрагивающую при ходьбе туда, в ванную, уже после этого. А вот после чего «этого» – фантазии еще не хватало.
Вечером мать Джульетты звонила матери Ромео. Конечно, извините, и, мол, она, конечно, все понимает и не матери Ромео это вина. Но вот желательно очень, чтобы сын ваш непутевый и, извините меня, Нурия Галимзяновна, просто подонок, больше никогда к их дому и к Ане не приближался! Маме было стыдно за сына. Она со всем соглашалась, громко вздыхая на всю квартиру. Повесив трубку, она долго сидела в коридоре у тумбочки в позе, к которой я так и не смог привыкнуть: сгорбившись, локти на коленях, одна рука безвольной, уставшей ладонью вниз, и капает с красных пальцев вода (когда зазвонил телефон, она мыла посуду), вторая ладонь прикрывает рот, расширенные глаза, стеклянный взгляд куда-то в угол, в пол, медленно текут слезы. Сидеть она так могла часами, медленно раскачиваясь вперед-назад, назад-вперед. Брат еще тайно повстречался с Аней какое-то время. Мама Ани звонила опять, мол, просила же, а вот уже от дочери алкоголем пахнет! Наша мама молча вешала трубку. Потом приплыл папа-капитан, по-отцовски повлиял на дочь. Бедная Анна отказалась от любимого. К тому же пришла пора поступать в институт. Через несколько дней после окончательного разрыва с Аней брат выбрил ирокез, покрасил его зеленкой и стал пить с утроенной силой.
II
– Все, это последние! – сказал я шепотом и поставил перед Сашей Лебедевым по кличке Молль четыре пол-литровые бутылки водки.
Он кивнул.
– Эти готовы? – спросил я, показав на три другие, лежащие в траве.
Он кивнул снова и начал отжимать перочинным ножиком блестящий колпачок очередной поллитровки. Я взял три готовые, засунул за ремень штанов, прикрыл футболкой. Осторожно выглянул из кустов. Бабушка с дедушкой копались внаклонку в огороде. Я обогнул дом и зашел на веранду. Там брат и Андрей Разин по кличке Чинарик вытаскивали еду из холодильника.
– Все, брат, последние, – прошептал я.
– Сколько получилось?
– Больше литра будет.
– Хорошо! Иди бери деньги. Чин, на шухер.
– Если что, покашляю, – растянулся беззубый рот Чина в улыбку.
Я зашел в комнату стариков. Поставил бутылки на место, за камин, к другим. Все они уже были разбавлены Моллем. Водка – зарплата рабочим. Проклянут. Деньги дед хранил в фанерной тумбочке. Тумбочка старая, послевоенная, выкрашенная марганцовкой. На ящичках ручки из консервной банки. В одном тайник, двойная стенка. Пачки мелких купюр перехвачены крест-накрест лентой Сбербанка. Это пенсии. Аккуратно, чтобы не повредить бумажную ленту, вытаскиваю по несколько купюр. Сложил урезанные пенсии обратно. Выглянул в окно – старики трудятся. Вышел на веранду, передал деньги брату.
– Отлично, Сид, теперь