Рубин Великого Ламы. Андре ЛориЧитать онлайн книгу.
своего воспитания. Очутившись в теперешнем положении, ставшим уже неоспоримым фактом, Эртон страдал от незнания этикета и неумения держать себя. Всеми силами стараясь восполнить недостатки воспитания, он подражал другим. Вступив в палату лордов, он сразу был поражен торжественностью и величием манер лорда Темпля. Неказистому и невоспитанному Эртону лорд Темпль показался совершенством, воплощением благородства, и он стал подражать ему, следовать за ним по пятам и даже повторять его слова.
В противоположность ему лорд Темпль с колыбели привык видеть себя пэром. Это обстоятельство, как и некоторые другие, внушило ему чрезмерно высокое мнение о своих достоинствах. С его высокомерным взглядом и гордой осанкой он весь дышал тщеславием и самодовольством. Впрочем, у него были основания гордиться собой. Высокий, красивый, величественный, с громким титулом и большими доходами, прекрасный отец и супруг, справедливый властелин и покровитель искусств, лорд Темпль, благородно растрачивая свои доходы, щедрой рукой жертвовал на благотворительные дела, причем делал это с особенным величием; и, конечно, он вполне мог считать себя образцом совершенства.
Все в нем – привычки, поступки, самые незначительные слова – дышало глубокой убежденностью в своем высоком достоинстве и предназначении. Лорд Темпль видел в себе представителя либерального образа мыслей, который сочувствовал прогрессу. На самом же деле не было на свете более ретроградного и полного предубеждений человека, чем благородный лорд Темпль.
– Да, – важно заявил лорд, – таков всегда был дух клуба «Мельтон». Я же со своей стороны признаю священным долгом помешать вторжению иностранцев в нашу страну. Итак, что мы знаем о происхождении кандидата?
– Мистер Дерош – племянник действительного члена одного французского института, – произнес атташе при посольстве, который только что вступил в клуб. – Повторять то, что вы и сами знаете, не считаю нужным, могу только подтвердить, что молодой человек действительно получил образование в лицее Лавуазье, где оставил прекрасные воспоминания о себе, и что его наклонности достойны уважения. Наш представитель в Лондоне выражался о нем весьма лестно.
– Достойны уважения! – повторил лорд Темпль с презрением.
– Его дядя, кажется, химик Гарди, профессор, работает в музее естественной истории, – сказал кто-то. – Это человек, имеющий за собой большие научные заслуги.
– А кто же умеет лучше, чем вы, господа англичане, ценить заслуги? – произнес атташе посольства, указывая глазами на Отто Мейстера, знаменитого немецкого лингвиста, переселившегося в Англию; тот сидел погруженный в чтение какого-то журнала и не принимал участия в споре.
– Вы слышите, господин Мейстер? – сказал сэр Джон Олдфилд, повышая голос. – Вам говорят любезности!
Ученый был несколько туг на ухо; его рассеянность и невнимательность часто становились объектом для насмешек.
– А! Конечно! Премного благодарен! – произнес он, смешавшись.
– И отдают