Год благодати. Ким ЛиггеттЧитать онлайн книгу.
и пытаюсь думать о чем-то другом, но не могу, ибо слышу шуршание нижних юбок миссис Фэллоу, кажущееся нестерпимо громким, словно похоронный звон.
Мне не хочется на нее смотреть – не потому, что противно или стыдно, а потому, что на ее месте могла бы быть и я. О моих снах знает Майкл. Знает Ханс. И моя мать. Быть может, о них знают все. Но мне никак нельзя отводить взгляд от миссис Фэллоу – она должна почувствовать, что я помню… что мне никогда ее не забыть.
Она похожа на призрак – бледная, похожая на бумагу кожа, седеющая коса, лежащая на ссутулившейся спине. За ней по пятам следует ее муж – это не к добру. Интересно, знала ли, чувствовала ли она, что ее ждет?
– Мэр Фэллоу, тебе предъявляется обвинение в том, что ты не исторгла из себя свое проклятое волшебство. В том, что во сне ты выкрикиваешь непристойности и говоришь на дьявольском языке.
Я не могу представить, чтобы миссис Фэллоу повысила голос, не говоря уже о том, чтобы выкрикивать непристойности, но ее время вышло. Она не родила мужу сыновей, а всех их дочерей отправили в работные дома. Ее чрево бесплодно. Ее мужу нет от нее никакого проку.
– Итак… что ты можешь сказать в свое оправдание? – резко спрашивает мистер Уэлк.
Она молчит; единственная ее реакция – это тонкая струйка мочи на коже поношенного ботинка. Мне хочется встряхнуть бедную миссис Фэллоу, хочется, чтобы она попросила прощения, пощады – тогда ее, быть может, отправят в предместье, – но она стоит молча.
– Что ж, – говорит мистер Уэлк. – От имени Бога и избранных мужей я приговариваю тебя к повешению.
Закон гласит, что женщины – будь то жены, работницы или дети – обязаны смотреть на все казни. И не случайно мужчины выбрали для приговора именно нынешний день – День невест. Прежде чем отослать нас, они хотят преподать нам урок.
До того как взобраться по шатким приставным ступеням, миссис Фэллоу смотрит на своего мужа, быть может, ожидая, что в последнюю минуту он помилует ее, но он и бровью не ведет. И я думаю: если бы у нее и в самом деле был дар колдовать, она бы пустила его в ход. Умертвила бы и своего мужа, и весь совет… а может, и вообще всех нас. И я не стала бы ее винить.
Когда она наконец поднимается по ступенькам и на шею ей накидывают веревочную петлю, одна ее ладонь чуть приоткрывается, и я вижу на ней маленький красный цветок. Он такой крохотный, что кроме меня, его не замечает никто.
И в самый последний миг перед тем, как она повисает над пустотой, до меня вдруг доходит…
Ярко-алый, пять крохотных лепестков – это тот самый цветок, цветок из моих снов.
Я начинаю протискиваться вперед. Мне нужно остановить казнь, нужно спросить у нее, где она нашла этот цветок и что он значит. Однако матушка хватает меня за руку и сжимает мою ладонь – крепко, грубо.
– Стой смирно, дочка. Не навлекай позор на нашу семью, – как бы говорит она.
И я стою в толпе вместе с остальными, глядя, как красные лепестки, прилипшие к ладони миссис Фэллоу, сотрясаются вместе с ее бьющимся в конвульсиях телом,