Богиня прайм-тайма. Татьяна УстиноваЧитать онлайн книгу.
чувство причастности к «большому», значительному, важному. Никто не был причастен, кроме самых высоких начальников, а Бахрушин тогда не был начальником, но иллюзия-то была!
Он больше не мог видеть тетрадки на столе и на подоконнике, и гренки ему надоели, а другого ничего ему не предлагали, потому что она тоже работала и от молодости и неумелости решительно ничего не успевала. И про завуча он знать ничего не желал. При этом слове ему представлялся его собственный завуч – толстая тетка в комсомольском костюме, с перхотью на синем воротнике, с пучком, из которого в разные стороны лезли шпильки.
А тогдашняя его жена неожиданно для него и для себя вдруг осознала, что самое главное в жизни каждого интеллигентного человека – протест. Причем она осознала это совершенно всерьез.
Бахрушин представлял себе протест совсем не так, как она, – например, в виде увязших в треске глушилок передач Би-би-си или «Немецкой волны» – отстраненные, холодные, правильные голоса, говорившие страшное.
Или, например, разговор в «первом отделе», ведавшем в университете, как, впрочем, и везде, «секретностью».
На четвертом курсе Бахрушина пригласили на разговор и задавали разные вопросы – как, к примеру, студент Подушкин? Надежен ли, с его, бахрушинской, точки зрения?
Алексей улыбался идиотской улыбкой и убеждал серьезного дядьку в тесной петле серого галстука, что студент Подушкин – душа компании, умница, но вот с успеваемостью у него, конечно… а так вполне… ему бы успеваемость подтянуть, и отлично… а так очень даже…
За Подушкиным последовал Ватрушкин, а за Ватрушкиным Лягушкин, и приблизительно на семнадцатой фамилии – отличный студент, душа компании, и с успеваемостью все хорошо! – Бахрушина вежливо проводили к железным дверям и с тех пор больше в «первый отдел» не вызывали.
Даже как-то и непонятно было до конца, выразил он таким образом протест или все-таки нет.
У жены с ее протестом вовсе вышел казус – оставила в учительской на столе репринтную копию «Красного колеса», почти слепой оттиск. Бахрушин, как ни пытался, так и не смог ничего прочесть, только моргал над папиросной бумагой близорукими глазами.
Дальше все было «по схеме», как говорили на кафедре вычислительной математики.
Заседание парткома и комитета комсомола. Валидол директрисе. Выговор завучу. Кому доверили воспитание будущих строителей коммунизма?! «Волчий билет» в перспективе. Слезы на диване, вместо ножек у которого по-прежнему были четвертинки кирпичей. Слезы и горячий шепот в ухо – давай уедем! Ну, прямо сейчас! Далеко-далеко! Ну, пожалуйста!
Он никуда не хотел ехать. Он вдруг почувствовал вкус легко складывающейся карьеры – его везде приглашали, он оказался лучшим корреспондентом «из молодых», его все хотели заманить к себе, и именно это было здорово, а не какие-то там идиотские проблемы с директрисой и подрастающим поколением!
С «протестом» тогда все обошлось – ее оставили на работе, объявили выговор по линии комсомола и вместо восьмых