Подлинная египетская мумия работы полковника Стоунстила. Рэй БрэдбериЧитать онлайн книгу.

      – Эй, – воззвал он к небу и горизонту, ко всему белому свету. – Я жду. Ну!

      И все равно ничего не произошло. Тогда Чарли, взрывая башмаками вороха сухих листьев, побрел на другой конец города и остановился на самой большой улице, перед самым большим домом, куда приходили все жители Грин-Тауна, если у них что-то не ладилось. Чарли хмурился и переминался с ноги на ногу. У него явно что-то не ладилось, только он не знал, что именно и до какой степени. Поэтому он просто зажмурился и прокричал в сторону окон:

      – Полковник Стоунстил!

      Парадная дверь мгновенно распахнулась, будто старик уже давно стоял на пороге и, как Чарли, ожидал чего-то необыкновенного.

      – Чарли, – сказал полковник, – в твоем возрасте положено стучаться. Интересная у ребят манера – непременно кричать с улицы. Давай-ка еще разок.

      Дверь захлопнулась.

      Мальчик вздохнул, поднялся на крыльцо, робко постучал.

      – Чарли Флэгстафф, ты ли это? – Дверь отворилась. Полковник высунул голову и прищурился, глядя сверху вниз. – Я, кажется, ясно сказал: непременно кричать с улицы!

      – Ничего не понимаю, – окончательно расстроился Чарли.

      – Погодка-то какая. Красотища! – Полковник шагнул в осеннюю прохладу, держа по ветру внушительный нос-колун. – Ты что, не любишь это время года, дружище? Прекрасный, прекрасный день! Верно?

      Обернувшись, он вгляделся в бледное мальчишеское лицо.

      – Можно подумать, сынок, у тебя все друзья разбежались и собака сдохла. Что случилось? На следующей неделе в школу?

      – Ага.

      – Да и Хеллоуин еще не скоро?

      – Через полтора месяца. Ждать и ждать. А как вы думаете, полковник… – вздохнул мальчик совсем горестно, уставясь вдаль на осенний город, – почему у нас в городе ничего не происходит?

      – Так уж и ничего – завтра, к примеру, День труда[1]: праздничное шествие, семь автомобилей, мэр, возможно, фейерверк… э-э-э… – Полковник осекся: этот унылый, как счет от бакалейщика, перечень его ничуть не вдохновил. – Тебе сколько лет, Чарли?

      – Тринадцать. Скоро будет.

      – Да, в тринадцать жизнь идет наперекосяк. – Полковник закатил глаза, перебирая зыбкие воспоминания внутри черепной коробки. – В четырнадцать – и вовсе заходит в тупик. В шестнадцать – хоть ложись да помирай. В семнадцать – конец света. А там терпи лет до двадцати, чтобы дела пошли на лад. Скажи-ка, Чарли, как человеку накануне праздника дотянуть хотя бы до полудня?

      – Это вам лучше знать, полковник.

      – Чарли, – произнес старик, избегая пристального мальчишеского взгляда, – я могу переставлять политиков, больших, что твои боровы, могу двигать скелетами в музее городской ратуши, могу заставить локомотивы подниматься в гору задним ходом. Но как быть с мальчишками, у которых перед осенними праздниками плавятся мозги от последней стадии Пустой Безнадеги? Впрочем…

      Полковник Стоунстил, воздев глаза к облакам, просчитал будущее.

      – Чарли, – произнес он наконец, – мне не безразлично твое настроение, мне не все равно, если ты лежишь на заброшенных рельсах и ждешь поезда. Вот что… Держу пари, в ближайшие сутки город Грин-Таун в штате Иллинойс, с населением в пять тысяч шестьдесят два человека и тысячу собак, изменится до неузнаваемости – ей-богу, чудесным образом изменится к лучшему. Если я проспорю – с меня полдюжины шоколадок, а если проспоришь ты – подстрижешь мою лужайку. По рукам? Спорим?

      – Вот это да! – Чарли, сраженный наповал, затряс руку старика. – Спорим! Полковник Стоунстил, я знал, что вы все можете!

      – Ничего еще не сделано, сынок. Лучше посмотри туда. Город – Красное море. Я повелеваю ему: расступись! Мы идем![2]