Флирт с одиночеством. Роман. Глеб КарпинскийЧитать онлайн книгу.

      И никогда не переводите это произведение на английский язык.

      Часть 1. Мозаика утраченного

      Мужские шалости

      Одержимый живым интересом ко всем лицам женского пола, кроме, разумеется, жены, к последней питались к тому моменту больше родственные чувства, я открыл балконную дверь, надеясь, что глоток свежего воздуха приведет меня в чувство. Да, я погибал, погибал величественно и красиво, как погибает пред взором невежественной толпы мессия, еще не распятый, но уже расцелованный в обе щеки. Конечно, чтобы долго не мучиться, можно было махнуть со второго этажа на головы прохожих, слоняющихся под окнами туда-обратно нескончаемой вереницей, но такой выход был слишком банален для молодого, симпатичного парня с московской пропиской. Я понимал это, особенно, когда мое обострившееся в тоскливом одиночестве обоняние уловило весь этот заманчивый шарм южного города со всем своим наивным простодушием, а мои ноздри жадно втянули соблазнительный до умопомрачения запах добычи. Ноги подкосились сами собой, и я присел опьяненный на какой-то пыльный, шатающийся стул в углу не остекленного балкона, но не потому, что неожиданно понял, что обречен при таком положении возвыситься над всем этим нескончаемым потоком женских юбок и открытых декольте, а потому что и впрямь боялся перевернуться через низкую ограду. А они шли подо мной и шли, виляя своими упругими попками, совсем не замечая меня, того, кто похотливо смотрел на них, провожая их озабоченным взглядом. Затаившись, точно лазутчик, еще долго выискивал я наиболее интересные и привлекательные образы…, к которым меня влекло со страшной силой.

      Помню, как мне важно было понять женщину через это падение, без этого практически было нереально снова жить и любить, и я сузил свой поиск до понимания всех причин, почему мой внешне счастливый брак распадается, и женщина, которую я люблю, открыто живет с любовником. Все это практическое исследование, бесспорно, давало мне в столь сложное и разрушительное для моей души время новый смысл существования. Оно хранило меня также и от сумасшествия, на грань которого я уже наступал двумя ногами.

      Они проходили так близко, не спеша, шелестя своими юбками, топая своими каблучками, часто толпились у входа в магазин одежды, что был под моим балконом, и я мог детально с малой высоты разглядывать все, вплоть до родинок на их лебединых шеях и оголенных узких плечах, жмурится от блеска золотых украшений и восхищаться шелковистостью их милых головок с курносыми, напудренными носиками. О, как я безнаказанно вдыхал все эти одурманивающие афродизиаки, витающие в воздухе вместе с запахом жасмина! О, что я мысленно творил тогда с их не ведающими моего присутствия душами, с их не знающими еще моих ласк и горячих поцелуев телами, уже взмокшими на солнце, что самые непристойные вещи, какие только могут прийти в голову только дьяволу, покажутся сейчас забавным детским лепетом!

      Да, я погибал красиво и величественно в выдуманной моим больным сознанием оргии, со всеми этими разными красивыми женщинами, берущий на смертном одре все, что не получил в прежней жизни опошленного брака по зову первой любви… И все же иногда, когда огни ада были так близко, когда шипящие брызги растопленного жира и грязи гибнущих безвозвратно человеческих душ терзали мою животрепещущую плоть ожогами и несмываемыми язвами, я верил, что в самый последний момент спасусь, что белые ангелы вырвут меня из когтей порока и понесут к Господу, славя Его милосердие… И я помогал себе украдкой руками, шептал непристойности, глупый и жалкий развратник, похититель чужого счастья, и орошал сонм этих милых женских головок живительным дождем своего обильного семени и чувствуя при этом всю преступную низость своего поступка.

      И вдруг я представил, как кто-то так же, как и я, украдкой и исподтишка смотрит на меня, и тоже чувствует преступный замысел своих намерений ко всему этому миру. Я вздрогнул и посмотрел вверх, жутко смущенный, застигнутый врасплох, разоблаченный в своей непростительной похоти, мои глаза пытливо искали этого невидимого друга, от которого почему-то зависело все, в том числе и моя репутация, и моя судьба… Но нигде его не было видно, и я скоро понял, что он сидит не на третьем или пятом этаже, или даже на крыше, а намного выше… И я даже услышал смех, и что меня больше всего удивило, что это был смех ребенка, маленького человечка лет пяти-семи, светловолосого мальчика. Он смеялся так заразительно над моим недоумением, над всей этой суетой муравейника южного города, что мне невольно стало не по себе. Я не мог сдержаться и тоже стал смеяться, а люди внизу смотрели на меня как на сумасшедшего. И вдруг мне стало жалко себя, жалко весь мир, этот жестокий и в то же время лучший из всех миров мир, слезы текли из моих глаз ручьем. Я увидел мальчика, одновременно смеющегося и плачущего. «Создатель! – воскликнул я.– Прости! Я согрешил!»