Кулай – остров несвободы. Сергей Николаевич ПрокопьевЧитать онлайн книгу.
освящает.
Единицы пришли в церковь. Не шли ватиссы к Святой Чаше, избегали исповеди. Закостенело село в безверии, в равнодушии. Первое время даже те, кто приходил на службу, отказывались от исповеди. Дошло до того, что батюшка, со всей своей горячностью, пригрозил вообще не служить литургию.
По-настоящему за шесть лет, что служил отец Андрей в Ватиссе, покаялось всего несколько человек.
Следователь Балашенко, взрывник и другие
Дед Балашенко, в далёком прошлом следователь и даже прокурор, ходил по селу с прямой спиной, как балетный танцор. Весной, летом, осенью неизменный серый пиджак, на голове фуражка защитного цвета. Такие фуражки выпускала одно время советская промышленность в качестве ширпотреба. Защитного цвета верх, такого же цвета околышек с козырьком, без кокарды. Не военная, верх поменьше, околышек уже, чем на форменных, небольшой козырёк. Среди молодёжи вообще не пользовались такие фуражки спросом, если и носили – деды. Под девяносто годков было Балашенко в то время. Воевал. О военном прошлом, как говорили односельчане, не любил рассказывать. Мол, на фронте был недолго, ранили, а пока в госпитале лежал и войне конец. В церковь несколько раз заходил в будни, когда службы не было, батюшка по своему обыкновению что-нибудь ремонтировал. Фуражку снимет, постоит, посмотрит. Говорил скупо. На заданный отцом Андреем однажды вопрос – крещён или нет, ответил, что в детстве крестили.
– Бабка по отцу сильно верующая была, – добавил к ответу, не пояснив, каким образом она участвовала в его крещении.
В Ватиссе до войны храм был в честь иконы Казанской Божьей Матери.
– Где сейчас магазин, – рассказал Балашенко, – стоял дом поповский. Это я помню.
В Бога не верил.
– Какой Бог? – говорил. – Какая загробная жизнь? Брехня на постном масле. Помрём, и черви сожрут за милую душу! Вот вам и вся загробная жизнь с раем и адом вместе взятыми.
В тот вечер монахиня Евдокия с двумя клирошанками репетицию проводила, батюшка в алтаре полку делал. Вдруг раздались в сенях-веранде топающие шаги, вбежал внук Балашенко, он в школе физику и математику преподавал.
– Батюшка Андрей, дед зовёт, умирать собрался! – выпалил с порога. – Пойдёмте быстрее.
Монахиня на всякий случай тоже пошла, помочь батюшке, если вдруг умирающий пособороваться захочет. Идут по селу, навстречу фельдшер. Доложила, что Балашенко совсем плохой.
– Да и пора уже, – добавила бесстрастно.
Дом у Балашенко добротный. Крытый двор. Тут же стайка для коровы, свиней, в дальнем углу баня. Высокое крыльцо, бордовым цветом крашено, застеклённая веранда. Батюшка с монахиней зашли, Балашенко лежал в дальней комнате на кровати поверх одеяла. При виде батюшки начал садиться.
– Лежите-лежите! – попытался остановить батюшка.
– Нет, – с трудом сел на кровати. Посидел и сказал хриплым голосом: – Исповедоваться буду.
Домашних выгнал:
– Идите во двор,