Рыбы. Мелисса БродерЧитать онлайн книгу.
и вместе, хором. Доступная женщина и недоступный мужчина – вот ситуация. Но каждая из них каким-то образом убедила себя, что она тоже эмоционально недоступна. Поощряемые Доктором Джуд, они пришли к осознанию того, что их выбор недоступных мужчин на самом деле отражает недоступность в них самих. Да. На мой же взгляд, все они были чертовски доступны.
Пытаясь освободиться от Стэна, Сара на девяносто дней порвала все контакты с ним. Когда я пришла, она была на сорок третьем дне и уверяла, что у нее все прекрасно и что она совсем даже о нем не думает.
– Думаю о себе. Сегодня пойду учиться танцевать сальсу.
Сальса – это поцелуй смерти, верный знак того, что дела у женщины совсем плохи. Кто танцует сальсу? Сальса – последняя остановка экспресса-самоубийцы. Хотела Сара признаться себе в этом или нет, она была обречена сойти с рельсов.
Но, возможно, хуже всего в Саре были ее ноги. Она носила страшные белые «спортивные сандалии», которые снимала, как только садилась. Ножки у нее были маленькие, но покрытые коростой, а один ноготь совсем желтый. На протяжении всего сеанса Сара демонстрировала разнообразные виды массажа: поглаживание, растирание, растягивание, а еще ковырялась между пальцами и почесывала мозоли. Какая роскошь думать, что твои ноги заслуживают массажа на глазах у посторонних, и заниматься этим с ленивым равнодушием! Просто поразительно, как можно быть настолько безразличным к другим людям и совершенно не принимать в расчет, что они могут подумать. В какой-то момент я даже заподозрила, что ноги у нее вовсе не болят, а ей просто нравится их гладить. Или она нарочно пытается вывести нас из себя? Тогда же я дала себе зарок: никогда не прикасаться к ее руке и ничего у нее не брать. Не знаю почему, но все это жутко меня разозлило. Какая несправедливость по отношению к остальным! Может быть, привлечь общее внимание к ее поведению? Поставить группу в известность, что из-за нее я не ощущаю эту комнату как «безопасное пространство». Потребовать введения какого-то правила касательно обуви. Но, может быть, мы обе – фрики? Она – по части массажа, я – по части беспокойства из-за пустяков?
Как я оказалась среди таких лузеров? Я терпеть не могла те слова, что были у них в ходу: внутренний ребенок, самопомощь, близость, себялюбие. Могла ли жизнь быть к нам еще мягче? С нами только и делали, что нянчились. Что сделала со мной Анника? Хотела ли я облегчить свои страдания? Несомненно. Но извините, учиться любить себя здесь у меня не было ни малейшего желания. Создавалось впечатление, что все они соревновались друг с дружкой в стремлении увидеть, кто самый вульгарный, но при этом себя любили больше всего. Неужели вот это и означает любить себя? Быть отвратительным?
Соседкой Сары с другой стороны была Брианна, уроженка Лос-Анджелеса, слегка за пятьдесят, но закачавшая себе в щеки столько дряни, что она уже не существовала в нашем временном измерении. Лицо Брианны, вместо того чтобы стареть, растягивалось и раздувалось: пухлые рыбьи губы, лоснящаяся, натянутая до предела кожа щек, с трудом