Time. Альберт Григорьевич ГорошкоЧитать онлайн книгу.
раз нам пришлось вынимать телегу из глубокой колеи. Навстречу не попадалось ни души, одни лишь испуганные сороки, хрипло треща, суетливо пролетали над головой. Заснеженные поля перемежались унылым редколесьем, и встречный ветер задувал за воротник.
– А что, к зазнобе едешь? – спросил меня, кашлянув, мужик.
– Да нет, отец, по делам, – ответил я и отвернулся, не желая продолжения разговора. Какая там зазноба, усмехнулся я про себя, но, одумавшись, продолжил:
– Насчет сапог я, шьем мы их, да сбыта нету.
– А ну, кажи, – и я снял с ноги запачканный сапог. – А что, добротно скроено, только кому они такие в деревне нужны?
– Так я и еду узнать кому.
Наконец, появилась первая деревенька. Несколько сирых домишек приткнулись у дороги, да длинный журавель с куском рельса на хвосте замер, покачивая пробитым ведром на ветру. Закопченные трубы жидко дымили в двух домах, остальные не проявляли никаких признаков жизни. И нигде даже не залаяла собака – мы проехали мимо, никем не замеченные. Меня поразило то, что облик деревни был почти таким же, как в конце двадцатого века. Казалось, будто я нахожусь в своем времени; неужели время остановилось в глубинке? Себя выдавали разве что крыши домов из дранки вместо шифера, да деревянное ведро на колодце взамен железного.Незаметно для извозчика, я сделал снимок его со спины на фоне деревни.
Повсюду уже виднелись следы запустения. Избы стояли сиротливо и молча, покосившись набок, дворы зарастали двухметровыми лопухами, дороги терялись в старых колеях, поля покрывались щетиной пырея. Наиболее активные, а может быть , наоборот, ленивые, заколотив ставни и двери, распродав все лишнее, навьючив телеги мешками с тряпьем и пожитками, целыми семьями снимались из неуютных и неперспективных деревень в города. Я вспомнил, что и мой прадед в 32-м, собрав все, что можно было собрать после ”раскулачивания”, уехал в город искать лучшей доли. Я бы очень хотел его сейчас встретить.
Вдруг мой кучер оживился и хлестанул кобылу плетью:
– А ну пшшшлааа, твою душу!
Лошадь меланхолично дернула боком, мотнула хвостом и перешла на рысь. “Видимо, мужик что-то вспомнил, решил побыстрее вернуться”, – подумал я. Телега затряслась на ухабах, жалостливо скрипели колеса. Я закутался в воротник.
Зуйково появилось перед нами на холме, увенчанное деревянной церквушкой с синей маковкой. Это было небольшое село дворов в сто тридцать, с одним кирпичным двухэтажным домом. Я спрыгнул с телеги и стал искать коричневый пятистенок в четыре окна. Таковых я насчитал с десяток.
– Где живут Воронковы? – спросил я сидевшего на завалинке седовласого деда в старом тулупе. Он показал на дальний конец села.
– Спасибо,