Дело о деньгах. Из тайных записок Авдотьи Панаевой. Ирина ЧайковскаяЧитать онлайн книгу.
Дост – го, уже после его возвращения из ссылки, мне все казалось, что своих «подпольных» героев он списывал не только с самого себя, но и с Некр – ва. Чем – то были они похожи, хотя после напечатания в Журнале романа «Бедные люди», с восторгом принятого в околожурнальных кругах, Некр–в немного поостыл к его автору, даже, совместно с Тург – ым, подтрунивал над его гонором и непомерным самолюбием. А тот, почуяв охлаждение, полностью отошел от Журнала.
Поговаривали – и эти слухи до меня долетали, – что свою Настасью Филипповну Дост – й списывал с меня. Что ж, возможно, я ему нравилась. Был он мне жалок, когда сидел в своем уголке, бледный, с нервическим покашливанием, и напрасно ждал, что собратья начнут обсуждать его писания. Новые его писанья общим судом, возглавляемым критиком Бел – им, признаны были неудачными, а самый их автор, как казалось, возомнил себя гением и даже кричал где – то прилюдно, что будет знаменит, когда про Бел – го и думать забудут.
Мне было жаль бедняка, и я выказывала ему симпатию. Однако, от сходства с Настасьей Филипповной отрекусь. Если какое – либо сходство с нею у меня и было, то только внешнее. Внутренний же портрет взбалмошной и не знающей удержу героини Дост – го очень от меня далек, можно сказать, мне противоположен.
Уж ежели я представляла себя какой – нибудь литературной героиней, то больше Парашей из «Горячего сердца» Александра Островского или его же Катериной из «Грозы». Были во мне, как я думаю, крестьянская положительность и стремление жить по правде. Если говорить о стихах Некр – ва, то ближе всего мне его Дарья из поэмы «Мороз, красный нос», та самая, про которую написано: «Есть женщины в русских селеньях». И тут имеется у меня тайное, никогда и никому не высказанное предположение, что списана она с меня.
Жить по правде не получалось. Жизнь была изломанная, прячущаяся от людских глаз, от плохо скрытых ухмылок, от тягостной неловкости, возникающей при нашем появлении. Героиня «пикантной истории»… Нет, не моя была эта роль. Была она мне невыносимо тяжела. Я завидовала хладнокровию Мари, которая, казалось, была создана для подобных ролей. После нашего с нею знакомства в Москве и мгновенно завязавшейся дружбы она пропала из поля моего зрения. Весной 1841 года они с Огар – ым отправились за границу. Оттуда доходили разноречивые слухи. Говорили, что Мари пустилась за границей во все тяжкие, что к их семье пристал некто третий, называли разные имена. Наконец, ровно через год, Огар – в вернулся. Вернулся он один. Мари осталась где – то там – то ли в Париже, то ли в Берлине, а не то в Италии. Именно оттуда, из Италии, пришло мне от нее письмо.
Милая Eudoxie, уверена, что письмо мое тебя удивит – ты не ждешь вестей от своей легкомысленной Мари. И однако, я решилась к тебе писать – поделиться некоторыми жизненными наблюдениями. Помнится, мы с тобой хорошо сошлись в Москве, ты всегда казалась мне надежной подругой, хотя и слишком «добронравной», на мой вкус. Скажу тебе, что Европа – это единственное место, где можно получать удовольствие от жизни. В любом