Польские земли под властью Петербурга. От Венского конгресса до Первой мировой. Мальте РольфЧитать онлайн книгу.

target="_blank" rel="nofollow" href="#n22" type="note">22.

Именно из него польское национальное сознание черпало уверенность в себе и на нем базировало свою аргументацию за автономию по отношению к российским притязаниям на гегемонию и на полное включение Польши в империю. Идея польской нации и ссылки на давнюю государственную традицию были постоянным вызовом Петербургу. Таким образом, исследование, посвященное польско-имперскому антагонизму, не может не затрагивать того дискуссионного контекста, в котором рассматриваются сложные и конфликтные отношения между наднациональными империями и проектами наций и национальностей. Совершенно справедливо подчеркивается разрушающий систему потенциал многих конкурирующих национализмов в многонациональных империях. В общем итоге они подорвали легитимность монархий и авторитет центров и внесли значительный вклад в падение империй. Однако национальные историографии – даже новейшие – склонны изображать триумфальное шествие нации к суверенитету в телеологическом ключе. В конечном счете большинство теорий национализма последовало в этом за ними. Тем не менее тот факт, что национальные государства восторжествовали над распадающимися империями, не должен приводить исследователя к описанию этого процесса как неизбежного. Требует прояснения вопрос, почему империи, при всей своей хрупкости, так долго просуществовали и выдержали даже экстремальные нагрузки первых лет войны23. Прежде всего, империю не следует рассматривать как просто пространство, в котором происходили те процессы перехода к национальному принципу организации, которые в итоге привели к распаду империй. Скорее, имперское владычество правильнее было бы понимать и исследовать как определяющий контекст, который оказал значительное и неослабевающее влияние на споры о том, чтó есть нация и как она должна организовываться24.

Эта взаимосвязь имперской политики и постепенного перехода от имперского к национальному принципу, существовавшая в эпоху национализма, – одна из тем книги. Этим объясняется и предпочтение в пользу «ситуационного подхода», разработанного Алексеем Миллером25: ведь только при исследовании конкретной «ситуации», где переплетаются имперские и национальные взаимоотношения, существующие в конкретном регионе, мы сможем адекватно оценить сложные переплетения сети акторов и описать генезис представлений о «своем» и «чужом» как отношений обмена26. Так в центре нашего внимания оказываются взаимная коммуникация, ожесточенные дебаты по «польскому вопросу», конфликтующие и конкурирующие символики «империи» и «нации», а также многочисленные и противоречивые попытки отграничить «свое» от «чужого». Репрезентации притязаний на политическую власть соперничали и вместе с тем влияли друг на друга. Многонациональное и многоконфессиональное конфликтное сообщество в Привислинском крае позволяет

Скачать книгу

23

См.: Weeks T. R. Nation and State in Late Imperial Russia. Nationalism and Russification on the Western Frontier, 1863–1914. DeKalb, 1996. Р. 4. На эскалацию войны и значение этой динамики для усиления этнонационалистических сепаратистских настроений указано также в работах: Бахтурина A. Окраины Российской империи. Государственное управление и национальная политика в годы Первой мировой войны (1914–1917 гг.). M., 2004. Прежде всего с. 15–77; Balkelis T. In Search of a Native Realm. The Return of World War One Refugees to Lithuania, 1918–24 // Baron N., Gatrell P. (eds). Homelands: War, Population and Statehood in Eastern Europe and Russia, 1918–1924. London, 2004. P. 74–97; Gatrell P. War, Population Displacement and State Formation in the Russian Borderlands, 1914–24 // Ibid. P. 10–34; Roshwald A. Ethnic Nationalism and the Fall of the Empires. Central Europe, Russia, and the Middle East, 1914–1923. London, 2001; Sanborn J. A. Drafting the Russian Nation. Military Conscription, Total War and Mass Politics, 1905–1925. DeKalb, 2003. Прежде всего р. 74–82.

24

Об этом см. также: Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма. М., 2001.

25

Miller A. The Romanov Empire and Nationalism. P. 10–20. См. также недавно вышедшую работу: Berger S., Miller A. Introduction. Building Nations in and with Empires. A Reassessment // Berger S., Miller A. (eds). Nationalizing Empires. Budapest, 2015. P. 1–30.

26

Из новейшей литературы о месте России в польской политической и культурной вселенной см., например: Хорев В. А. (ред.). Поляки и русские в глазах друг друга. M., 2000; Он же (ред.) Россия – Польша. Образы и стереотипы в литературе и культуре. M., 2002; Fiećko J., Trybuś K. (red.). Obraz Rosji w literaturze polskiej. Poznań, 2012; Kirwiel E., Maj E., Podgajna E. (red.). Obrazy Rosji i Rosjan w Polsce od końca XIX wieku do początku XXI stulecia. Myśl polityczna, media, opinia publiczna. Lublin, 2011; Iidem (red.). Obrazy Rosji i Rosjan w Polsce XIX–XXI wieku. Opinia publiczna, stosunki polsko-rosyjskie, pamięć historyczna. Lublin, 2012; Kminikowska A., Pękała E. (red.). Polacy – Rosjanie. Wzajemne relacje. Gdańsk, 2007; Лескинен M. В. Польша и поляки в российских этнографических очерках конца XIX в. // Хорев В. А. (ред.). Россия – Польша. С. 134–155; Lewandowski A., Radomski G., Woydyło W. (red.). Rosja w polskiej myśli politycznej XX–XXI wieku. Toruń, 2013; Lewicki J. O uprzedzeniach w odbiorze i interpretacji wpływów rosyjskich w architekturze polskiej (o nieznanych i pomijanych przykładach inspiracji sztuką Cesarstwa Rosyjskiego) // Kminikowska A., Pękała E. (red.). Polacy – Rosjanie. S. 39–46, 217–226; Cybulski M. Rosja i Rosjanie w pamiętnikach Polaków (1863–1918). Warszawa, 2009.