Новый Рим и славяне. Византийские мотивы славянства и Руси. Дмитрий АбрамовЧитать онлайн книгу.

      Стоял блеклый январский день 532 года по Рождеству Христову. Моросил мелкий дождь. По дорогам Восточной Римской империи к её величественной столице двигались колонны войск. Командующий войсками диоцеза Фракии стратиг Хилвудий гнал своего коня по дороге из Филиппополя на Константинополь. Позади него на рысях, разбрызгивая лужи и грязь копытами коней, шёл отряд верных симмахов-антов числом до пятисот всадников. Симмахами в империи называли отряды варваров-союзников, победоносно дравшихся за империю и подчинявшихся собственным военачальникам.[1]

      В своём кратком послании, полученном вчера Хилвудием, базилевс Юстиниан, не объясняя ничего, призвал стратига безотлагательно прибыть в столицу в кратчай[2]ший срок в сопровождении самых надёжных и преданных воинов. По слухам же в Константинополе зрел бунт и творилось что-то невообразимое. Молва доносила, что виднейший полководец, или Империи ромеев (Римской империи) Велисарий уже вошёл в город с верными ему войсками. Он же отдал приказ прибыть в столицу отряду отборной конницы из фракийской крепости Цурул.

      Полноводный и мутный Гебр нёс свои воды в Эгейское море. Дорога вилась и уходила на восток вдоль берега реки. Стратиг, часто укрываясь трабеей (плащом-накидкой) от брызг грязи и мелкого сеющего дождя, под топот копыт думал о превратностях судьбы, поглядывал на мутные и стремительные волны реки, всё более размышляя о том, как быстро и изменчиво течёт жизнь. Он был, строен, широк в плечах, молод. Только двадцать пятая весна ожидала его. Но уже третий год он жил здесь, «в греках», и служил их базилевсу Юстиниану. За эти годы многое узнал Хилвудий об этом народе. Славяне, анты, готы и гунны называли этот народ греками. Но те сами себя называли то «эллинами», то «ромеями» («римлянами»). С детских лет мать и все сородичи рассказывали ему о коварстве, притворстве и равнодушии греков. Но за годы жизни в этой стране Хи[3]лвудий понял, что многое на самом деле не так, как кажется «варварам». Так теперь именовал про себя стратиг всех, кто не причислял себя к ромеям. Да, он уже видел и понимал, что греки – мудрый и ревностный народ. Узнал он и то, что греки на самом деле делятся на много разных племён, давно принявших культуру и быт эллинов-ромеев. Кроме эллинского, у всех есть ещё и свой родной язык, своя родная земля. Вместе с эллинами в империи живут смелые фракийцы, воинственные и гордые иллирийцы, трудолюбивые и независимые македонцы. А ещё восточнее, за проливом Босфор, – лидийцы, фригийцы, галаты. Подданными ромеев на Востоке были: армяне, исавры, сирийцы, арабы и многие другие. И уже не первый век почти все они веруют в единого Бога, которого зовут Иисус. Очарование неумолимого, неиссякаемого потока античной цивилизации, сохранявшегося здесь в империи среди моря варварства, разливавшегося по Европе, неодолимо влекло молодого стратига и заставляло склонить перед вековой мудростью, проницательностью и красотой смелую, гордую голову и смирить храброе, но неопытное сердце.

      Но более всего Хилвудия, как молодого и смелого мужчину, привлекали тонкая женская красота и надменное благородство гречанок. Среди них выделял он одну из окружения самой императрицы Феодоры. Та приходилась базилисе племянницей. Однажды увидев её в числе женщин, окружавших «госпожу ромеев», он не мог забыть её больших, томных, синих глаз, оценивающе и вызывающе смотревших на мужчин. В глазах этих светились ум, знание своей красоты и превосходства. Не мог забыть он её длинных чёрных ресниц и тонких подведённых бровей. С болью и неодолимой ревностью в сердце замечал он румянец страстного возбуждения на её щеках и лёгкие тени под глазами, вызванные, верно, бессонными ночами, что наполнены были любовными плотскими утехами. Он не знал, да и не хотел знать, кто был тот счастливец-мужчина, кому дарила она свои ласки. Но не оставляли его сердце её чувственные, алые, полнокровные, чуть припухшие уста, скрывавшие красивые белые зубы. В сполохах ночных костров воинских станов чудились ему локоны и густые пряди её каштановых волос, в которых словно сверкали вспышки и искры затухающего огня. Кисти её рук с тонкими дланями и тонкими долгими перстами, способными подарить неземное наслаждение и ласки мужчине, как речные