Герои, почитание героев и героическое в истории. Томас КарлейльЧитать онлайн книгу.
больше, чем число верующих в какое бы то ни было другое слово. Можем ли мы согласиться, чтобы то, во имя чего жила такая масса людей, с чем все они умирали, было лишь жалкой проделкой религиозного фокусника? Я со своей стороны не могу допустить ничего подобного. Я скорее поверю во многое другое, чем соглашусь с этим. Всякий чувствовал бы себя совершенно потерянным и не знал бы, что подумать ему об этом мире, если бы шарлатанство действительно приняло такие грандиозные размеры и получило такую санкцию.
Увы, подобные теории весьма прискорбны! Если мы хотим понять что-либо в истинном творении Бога, мы должны отнестись к ним, безусловно, отрицательно! Они продукт скептического века; свидетельствуют о самом печальном расслаблении мысли, пустой, помертвелой жизни человеческого духа, – более безбожной теории, я думаю, никогда не слышала наша земля. Фальшивый человек создает религию? Как? Но ведь фальшивый человек не может построить даже простого дома из кирпича! Если он не знает свойств известкового раствора, обожженной глины и вообще всего, с чем ему приходится иметь дело, и если он не следит за тем, чтобы все было сделано правильно, то он воздвигает вовсе не дом, а груду мусора. Такое здание не простоит двенадцати столетий, вмещая в себе сто восемьдесят миллионов жильцов; оно развалится тотчас же. Необходимо, чтобы человек находился в согласии с природой, действительно был в общении с природой, следовал законам ее, – в противном случае природа ответит ему: «Нет, вовсе нет!»
Правдоподобности правдоподобны, о, конечно! Калиостро, многочисленные Калиостро, знаменитые руководители мира сего, действительно благоденствуют благодаря своему шарлатанству – в течение одного дня. Они располагают как бы поддельным банковским билетом. Они успевают спустить его со своих недостойных рук, но не им, а другим приходится затем расплачиваться. Природа разражается огненным пламенем, наступают французские и иные революции и возвещают со страшной правдивостью, что поддельные билеты – поддельны.
Но относительно великого человека, о нем в особенности, я берусь утверждать, что невозможно поверить, чтобы он мог быть неправдивым человеком. В этом, мне кажется, кроется главная основа его собственного существования и всего того, что он несет с собою в мир. Мирабо, Наполеон, Бернс, Кромвель, как и вообще всякий человек, способный сделать что-либо, были бы невозможны, если бы они прежде всего не относились вполне искренне к своему делу, не были, как я говорю, искренними людьми. Я сказал бы: искренность, глубокая, великая, подлинная искренность составляет первую характерную черту великого человека, проявляющего тем или иным образом свой героизм. Не та искренность, которая называет сама себя искреннею. О нет, это в действительности очень жалкое дело – пустая, тщеславная сознательная искренность, чаще всего вполне самодовольная.
Искренность великого человека – другого рода. Он не может говорить о ней, не знает ее. Мало того, я допускаю даже, что он склонен обвинять себя в неискренности,