Герои, почитание героев и героическое в истории. Томас КарлейльЧитать онлайн книгу.
как народ. Но разве в настоящее время разные парламентские дебаты, хотя название парламента сохраняется по-прежнему за известным учреждением, не ведутся повсюду и во всякое время и притом гораздо более энергичным образом, совершенно вне парламента? Берк121 говорил, что в парламенте заседают три сословия. Но там, в галерее репортеров, заседает четвертое сословие, гораздо более сильное, чем все они. И это не фигуральное выражение, остроумная фраза, а подлинно верный факт, весьма многознаменательный для нашего времени.
Литература – наш парламент. Печать, будучи необходимым результатом письма, тождественна, как я не раз говорил, демократии. С изобретением письма демократия становится неизбежной. Письмо приводит к печати, всемирной, ежедневной, импровизированной печати, что мы и видим в настоящее время. Всякий, кто может говорить, обращается теперь к целому народу и становится силой, получает несомненный вес и значение в деле выработки новых законов. При этом не важно, какое положение он занимает, какие имеет доходы и отличия. От него лишь требуется, чтобы он владел словом, и его станут слушать. Нация управляется всеми, кто обладает в ней даром речи: на этом, собственно, и основана демократия. Примите еще только во внимание, что всякая существующая власть со временем становится организованной силой. Под покровом секретности, в темноте, при наличии всякого рода оков и препятствий она никогда не добьется результата, пока ей не удастся действовать свободно, без помех, на виду у всех. Демократия, если она на самом деле существует, призвана позаботиться о том, чтобы ее существование стало ощутимым.
Итак, из всего, что человек может сделать или осуществить здесь, на земле, самым важным, удивительным и ценным во всех отношениях и далеко превосходящим все остальное делом мы должны признать названные нами книги! Эти ничтожные лоскуты бумаги, сделанные из всякого тряпья, с черными чернилами на них, начиная с ежедневной газеты до священной еврейской книги, – чего только они не совершили и чего только они не совершают. Ибо какова бы ни была внешняя форма (лоскут бумаги, как мы говорим, и черные чернила), разве книга не представляет, в сущности, действительно высочайшего проявления человеческих способностей? Она есть мысль человека – истинно чудодейственная сила, посредством которой человек создает все прочее. Все, что человек делает, все, что он решает, представляет внешнее обличье мысли.
Этот лондонский Сити, со всеми его домами, дворцами, паровыми машинами, соборами, необъятно громадной торговлей и шумом, что он такое, как не мысль, миллион мыслей, превращенных в одну? Он – безмерно громадная душа мысли, воплощенная в кирпич, железо, дым, пыль, дворцы, парламенты, фиакры, доки и пр. Человек не может сделать кирпича прежде, чем не подумает о том, как сделать его. Так называемые лоскуты бумаги с черточками черных чернил представляют собою чистейшее воплощение, какое только мысль человеческая может получить. Нет ничего удивительного, что это воплощение