Герои, почитание героев и героическое в истории. Томас КарлейльЧитать онлайн книгу.
Шарлатанство признавалось в ту пору необходимым ингредиентом и амальгамой истины. Чатам128, наш храбрый Чатам, он пришел в палату весь в повязках и перевязях; он «приполз сюда, несмотря на страшное физическое страдание», но забыл разыгрываемую им роль больного человека: в пылу спора срывает свою руку с перевязи и по-ораторски размахивает и жестикулирует ею! Сам Чатам ведет какую-то крайне странную, подражательную жизнь: полугерой, полушарлатан в течение всей жизни. Ибо действительно, мир изобилует олухами, а вы добились всеобщего голосования! Нам незачем входить здесь в рассмотрение, каким образом при таких условиях выполняются всеобщие обязанности, какое количество ошибок постепенно накапливается во всех областях человеческой деятельности, ошибок, указывающих на несостоятельность, и ошибок, указывающих на бедствие и несчастие многих или немногих людей.
Я думаю, что мы влагаем свои персты в самую гнойную язву мира, когда говорим о скептицизме. Скептический мир – неискренний мир. Скептицизм – безбожная неправда мира! Из него зародилось целое племя социальных язв – французские революции, чартизм и все, что угодно; он составлял главную основу их неизбежного существования. Все это должно измениться, а до тех пор невозможны никакие действительные улучшения. Моя единственная надежда относительно человечества, мое постоянное утешение при виде бедствий мира – в том, что такой порядок вещей изменяется. То там, то здесь в настоящее время встречаются уже люди, которые признают, как в старые времена, что мир представляет собою истину, а не одну только вероятность, не ложь. Признают, что сами они – люди живые, а не мертвые или паралитики и что мир – жив и движим божеством, прекрасен и грозен, как в первый день творения! Раз один человек признает это, то и многие, то и все люди должны постепенно прийти к тому же. Дело ясное для всякого, кто, желая знать истину, снимет очки и взглянет открыто на мир Божий!
Для такого человека век неверия, со всеми его проклятыми последствиями, уже дело прошлого. Для него уже наступает заря нового столетия. Старое проклятое наследие, прежние деяния, как бы долговечны они ни казались, суть фантомы, готовые скоро исчезнуть. И этому шумливому, величественно выглядывающему призраку с целым сонмом людей, выкрикивающих вслед за ним «ура», равно как и другим призракам, он может сказать, спокойно отступая в сторону: «Ты – не истина; ты не существуешь; ты – одна только видимость; иди своим путем!» Да, пустой формализм, грубый бентамизм и всякого другого рода негероическая атеистическая неискренность видимо и быстро клонится к упадку. Неверующий XVIII век представляет, в конце концов, исключительное явление, какое бывает вообще время от времени в истории. Я предсказываю, что мир еще раз станет искренним, верующим миром, в нем будет много героев, он будет героическим миром! Тогда он станет победоносным миром; только тогда и только при таких условиях.
Но в самом деле, что я говорю о мире и о его победах? Люди слишком много говорят