Спецагент № 1. Неизвестный Николай Кузнецов. Теодор ГладковЧитать онлайн книгу.
глухих местностях, каким считался Коми- Пермяцкий округ, тогда не хватало, и каждого дельного человека старались использовать со стопроцентной отдачей его способностей и энергии, не говоря уже о знаниях.
Кроме основной работы Николай непрестанно выполняет задания исполкома в проведении различных сельскохозяйственных кампаний. Изъездил, исколесил, пешком обошел за первые же два года не только прилегающие к Кудымкару места, но и территорию всего округа, до самых дремучих его углов. В частых разъездах Кузнецову пришлось встречаться со многими людьми, оказавшимися на коми-пермяцкой земле не по своей воле. Сюда в начале тридцатых годов были высланы тысячи крестьянских семей из разных областей Украины и Белоруссии. Селили их в самых дремучих местах Гайнского, Косинского и Кочевского районов. Приезжие обживались в безлюдных местах, рыли землянки, возводили бараки, заготовляли лес. Условия их существования были крайне тяжелыми, порой невыносимыми. От эпидемий вымирали подчас целые поселения.
В округе и в самом Кудымкаре жили также специалисты из старой интеллигенции, сосланные из Москвы, Ленинграда, Минска, других крупных городов. С некоторыми ссыльными Кузнецов поддерживал знакомство. Один из них, к примеру, был его прямым начальником по службе. С другим – образованнейшим преподавателем лесного техникума А. А. Кружецким, он дружил на почве общего интереса к немецкому языку.
Отношение к ссыльным у местных жителей было своеобразным. За настоящих «врагов народа» их никто не принимал, приглашать в дом, тем паче нанимать на работу не опасался. Придерживались известной поговорки: «Лес рубят, щепки летят». Жалели про себя как людей, которым просто не повезло, но никому и в голову не приходило, тем более высказать вслух, что это несправедливо, жестоко, бесчеловечно.
Молчали вовсе не только из-за страха перед ОГПУ. Дело обстояло сложнее. Пережитые две истребительные войны, империалистическая и особенно гражданская, девальвировали и деформировали едва ли не все моральные и духовные ценности народа. Трагедию ссыльных (через несколько лет в крае появятся настоящие лагеря) воспринимали уже как нечто обыденное, а потому и не возмущались и не протестовали. К тому же страна уже настолько была вымуштрована в слепой вере в непогрешимость партии и гения Сталина, что никому голову не приходило усомниться в правильности того или иного решения, постановления, закона высшей власти.
То, что из-за очевидной несправедливости или дурости не укладывалось в эти представления, рассматривалось как перегибы местного начальства. И уповали с надеждой – «товарищ Сталин не знает», «Москва поправит». И снова фатальное – «лес рубят, щепки летят». И это еще до появления знаменитой теории, что по мере продвижения к социализму борьба классов не затихает, но обостряется.
Мог ли деревенский паренек, воспитанный уже советской властью и комсомолом, стать выше заблуждений и предрассудков своего времени и среды?
Увы… Люди, всегда и все знавшие о преступлениях сталинского