Период второй. Семилетка. Евгений ОрловЧитать онлайн книгу.
меня, мерзавец.
– Ну уж дудки. Нам с тобой, голуба, теперь спешить некуда. До утра ещё палки три кину, а там, глядишь, и договоримся, что писать в протоколе будем.
– Не очень-то радуйся. В чем бы теперь не обвинили вы меня, в вашем борделе вонючем, я молчать не стану. Все про твои зверства расскажу: хоть конвоирам, хоть суду, хоть трибуналу, хоть прокурору. Тебе придется ответить за все. Опусти мне платье. Не могу же я лежать перед тобою, козлом, в таком положении.
– Можешь, голуба, теперь ты всё можешь. Всё будешь делать, что не попрошу. Всё исполнять будешь. Даже под меня сама кидаться будешь, просить будешь, чтоб заделал разок- другой.
– Размечтался. Скотина! Как только земля тебя носит изверга. Зверюга, а не человек.
– Зверем я только с врагами советской власти бываю. А что бегать за мною будешь, я тебе сурьёзно заявляю. Есть у нас лекарствицо одно. Сделают тебе укольчик – по мужику будешь волком выть. Любому рада будешь. Попозже покажу тебя начальнику нашему. Он охоч до таких смазливых. Вот у него и имеется средство это. После второго или третьего укола на ножку стула готова будешь одеться. Любому уроду дашь. А я пока без согласия ещё разочек заделаю тебе. Уж больно хороша. Удовольствие огромадное.
На этот раз он овладел ей быстро. Смазанным спермой стенкам влагалища было не так больно. Хотелось опять заплевать его лицо, но он предусмотрительно повернул её голову в сторону и накрыл подолом платья. Теперь он двигался не так резко, что-то бормотал себе под нос, но очень долго не мог закончить. Ещё раз повторил процедуру с вытиранием и миролюбиво заявил:
– Ну вот, уже обвыклась немножко. Не дергаешься.
– Скотина. Зачем ты это делаешь?
– Знаешь, голуба, причин много. Во-первых, уж больно ты аппетитная. Захотелось самолично попробовать, каким мясом буржуи питались. Ну а главное в том, что доказать тебе хочу, что ты тут ничто, пустое место. Все в моей власти.
Все силы Софьи Ильиничны, весь её настрой держаться твердо, говорить обдуманно, все, к чему она себя готовила в течение месяцев ожидания ареста, было сломлено, раздавлено, опустошено. Способность к анализу, логическим обобщениям парализованы страхом, стыдом и обидой. Слез уже не было. Пришли апатия и усталость. Не хотелось говорить, не хотелось думать, не хотелось даже обзывать и оскорблять этого мерзавца, не хотелось жить.
Фрол тоже молчал. Он уселся за стол, повернул луч света на топчан, откинулся на спинку стула и молча, с удовольствием лицезрел обнаженные части тела своей пленницы.
Прошло минут десять. Следователь заскрипел стулом и спросил:
– Что ты там решила насчет помощи следствию по твоей антинародной деятельности?
Софья Ильинична молчала. Лежала, зажмурив глаза, с лицом закутанным подолом платья. Все тело ломило, и болели те места, которые тискал, давил и выкручивал палач, ныла и саднила спина от неподвижного лежания на жестком топчане.
Он