Презумпция виновности. Андрей ДашковЧитать онлайн книгу.
ногтю! Удачный мезальянс, бесконфликтный.
На «примитива» я не обиделся. На «мезальянс» тоже. В конце концов, Мозгляк прав. Люблю я, чтоб все было просто. Белое – это белое, но если черное, то уж, пожалуйста, беспросветно!
– А какие они еще бывают? – спрашиваю.
– Ты о чем?
– О призраках.
– А-а… Зацепило все-таки, да? Ну, скажем, призрак любимой мамочки, тень ненавистного папочки… Ты случайно в детстве мамашку к папашке не ревновал? Это я так, к слову. Не обращай внимания… А не бывало, чтоб папочка являлся к тебе с назиданиями? Во сне или еще как-нибудь? Знаешь, всякая муть типа «сынок, никогда не спорь с женщинами!»…
– Не помню, – честно признался я. И вообще – Мозгляк в роли личного врача начал мне надоедать. Диагноз мне до него поставили – в той самой «другой» Зоне. Поставили и печать шлепнули – несмываемую и неподдельную. Так что Мозгляк тянул в лучшем случае на ночную сиделку – чтобы утешительные сказки неизлечимо больным паралитикам втюхивать. Или, лучше сказать, на санитара – экскременты из-под нас, примитивов, выгребать и судно выносить. Вот так все переворачивается в жизни: вроде ты наверху и всеми командуешь – и вдруг оказывается, что сам по уши в дерьме. Причем как в чужом, так и в собственном…
– Вернемся к нашим баранам, – напомнил Мозгляк (вот скажет человек такое – и сразу ясно, кого он имеет в виду. Нет, хорошо все-таки, что я не обидчивый! Кроме того, по принятой у нас классификации я не «баран» – меня еще СВЧ-излучателем не «опустили»). – Кто Судейских сажает? И за какие преступления?
Ну и вопросики! Захотелось послать босса подальше, пока я тут не наговорил на еще один пожизненный срок…
Но в этот самый момент крупнокалиберная пуля разнесла стоявшую на столике бутыль с самогоном.
– Компы!!! – заорало Гыдло с передней платформы, которую Мозгляк называл «минным тралом» и регулярно выставлял на ней пулеметный пост – Гыдла не жалко!
И я, ни секунды не раздумывая, закрыл Мозгляка своим телом.
Считается, что перед смертью надо расставить все по местам, но времени на это, конечно, никогда и никому не хватает.
Мне проще: из своей прошлой жизни я обычно вспоминаю только самый ее конец. Многое уже подернуто мраком и непроницаемо, как черная вода в омуте. Сунешь руку – и, может быть, наткнешься на что-нибудь стоящее. Вытащишь на свет, но много ли от этого радости? Однако всегда есть вероятность остаться и вовсе без руки – ее отхватит тварь, живущая в глубине…
В общем, я предпочитаю не рисковать; память – штука опасная.
Так вот, за пару дней до той смерти я увидел вызов в Суд, прибитый к воротам моего замка. Не какая-нибудь дешевая голограмма или, на худой конец, пластиковая карта, нет – кусок пергамента с надписью, сделанной чернилами от руки, и лиловой печатью. И был он проткнут самым настоящим железным гвоздем! Аж мороз прошел по коже…
Впрочем, факт вызова не стал для меня неожиданностью. Я готовился быть ответчиком с тех пор, как начал хоть что-нибудь соображать и отец рассказал мне