Чужие зеркала: про людей и нелюдей. Ю_ШУТОВАЧитать онлайн книгу.
раскопе хотелось уже через пару часов. Зато потом обед в столовке. Их в лагере тридцать человек, много, а столовка не большая, поэтому кормили их во вторую смену после механизаторов и полеводов, или как они там называются. Им специально готовили, да еще то, что первая смены не доела, тоже голодным студентам отдавали, не жалко. Пюрешка с котлетами и морковной подливой, макарончики по-флотски, не замысловато, но съедобно, и главное, много, добавки – сколько попросишь. Так налопаешься, потом лопатой еле водишь.
Как-то на завтраке Вадим спросил: «Ребятишки, кто рисовать умеет?» Все сразу: «А зачем?» Он: «Стенгазету выпускать будем». Заорали: «Я!» Вадим: «Шутка. Художник нас покинул, – сложил руки на груди, взгляд в небо, пауза пару секунд, – уехал, аллергия доконала. Надо планы рисовать, я покажу. Ну дак, кто?» Руки подняли трое, Катя в том числе. Вадим на нее посмотрел:
– Точно умеешь?
– Художку закончила. Наверное, умею.
– Ладно, художка покатит. Пошли. С вещами на выход.
Вадим отвел Катю в деревню, в клуб, большой бревенчатый дом-пятистенок. Сейчас тут был их экспедиционный штаб. Сюда стаскивались и сортировались все находки с раскопа, здесь жила их шефиня Синицына, баба мелкая ростиком, но железная характером, как и положено археологине, имевшей под началом буйную ватагу студентов. И здесь же жил художник, вечно красноносый и сопливый, как оказалось, от аллергии, парнишка из Мухи. В маленькой комнатушке с одним окошечком, нижняя половина затянута цветастой ситцевой занавесочкой, на двух сдвинутых столах лежали листы миллиметровки с планами раскопа, на тумбочке – электрочайник, под окном – деревянный грубо сколоченный топчан, застеленный стареньким покрывалом.
– Если хочешь, можешь здесь и спать, перетаскивай все свое и живи.
Но Катя подумала, не сто̀ит, будет тут одна, да еще под боком у начальницы. А в экспедиции, как в армии, лучше, подальше от начальства, поближе к кухне.
– Не, я в лагере останусь.
– Как хошь. Вот тебе тогда ключ. После завтрака будешь приходить и зарисовывать. Я покажу как. Все, иди. Пока свободна, завтра придешь.
Два дня Вадим приходил к ней, натаскивал. Показывал, что уже занесено на планы полностью, а что нет, как делать разметку, как зарисовывать находки, как писать экспликацию. Они все это проходили, но там теория, а тут все по-настоящему, по-взрослому, не игра и не тренировка. Она слегка нервичала, старалась. Вадим казался ей взрослым, серьезным дядькой, особенно сейчас, когда на лето отпустил бороду, черную, курчавую, и волосы не стриг, они спадали ему на плечи крупными цыганскими кудрями. Этакий Будулай. Он, когда курс у них вел, не либеральничал, на зачете зверствовал. Ко многим экзаменам проще относились, чем к его зачету, сидели с пацанами в читалке, зубрили, что у кого записано в тетрадках, учебников он не признавал, говорил: «Что я вам давал, то и спрашивать буду».
Но тут, в экспедиции, он был совсем другим, приносил пряники, заваривал крепкий чай, рассказывал ей смешные истории и анекдоты.