Генерал из трясины. Судьба и история Андрея Власова. Анатомия предательства. Николай КоняевЧитать онлайн книгу.
Говоров остался в Ленинграде, а Хозин отправился командовать армиями Кирилла Афанасьевича Мерецкова. Мерецков узнал об этом, когда генерал М.С. Хозин с директивой Ставки в кармане и «в весьма веселом настроении» появился в Штабе фронта.
Штабную игру Кирилл Афанасьевич проиграл.
Контринтрига – Мерецков, пытаясь сохранить фронт, докладывал в Ставке о необходимости ввода в район прорыва 6-го гвардейского стрелкового корпуса – успеха не имела. Кириллу Афанасьевичу холодно объявили, что судьба 2-й Ударной армии не должна волновать его, поскольку он назначен заместителем командующего Юго-Западным фронтом. Новое назначение для Мерецкова было понижением в должности, и он тяжело переживал, еще не зная, что как раз это понижение и спасет его будущую карьеру.
Ну, а для судьбы Андрея Андреевича Власова реорганизация фронтов обернулась катастрофой.
Ранняя весна 1942 года надежнее, чем немецкие дивизии, заперла 2-ю Ударную в болотах, и к концу апреля ее судьба определилась бесповоротно.
Обмороженные, изголодавшиеся, завшивевшие бойцы недели и месяцы – без смены! – проводили в болотных топях, и только смерть могла избавить их от мучений.
Отрапортовав в Ставку, что коммуникации армии восстановлены, К.А. Мерецков обманул Москву. Снабжение 2-й Ударной так и не наладилось, и уже с середины апреля хлеба там выдавалось менее половины нормы, других же продуктов вообще не было.
«Да, сухарь был в ту зиму для нас святыней, – пишет участник боев Иммануил Левин. – Его не ели, к нему прикладывались. Дело доходило до того, что дневной хлебный рацион в виде сухарной крошки помещался в спичечном коробке».
Некомплект в дивизиях доходил до семидесяти процентов.
Артиллерия была лишена снарядов.
Самое нелепое, что Власов теперь и формально не имел права хлопотать о подкреплениях и улучшении снабжения. Ставка так и не утвердила генерала в должности командующего 2-й Ударной армией, а должность заместителя командующего фронтом пропала вместе с самим фронтом. Из состояния «забытости» Власова могла вывести только победа, но никаких, даже и мнимых побед 2-я Ударная одержать была не способна.
«Сталинский полководец» (так должна была называться книга об Андрее Андреевиче, которую уже писал майор К. Токарев[35]) оказался как бы подвешенным в воздухе. Мы уже цитировали связиста Ивана Дмитриевича Никонова, вспоминавшего, как прорывала 2-я Ударная армия немецкую оборону…
Послушаем теперь его рассказ о том, что стало с армией в конце апреля.
Рассказ Ивана Никонова. Продолжение...
После захода войск 2-й Ударной армии за Мясной Бор противник с боями закрыл прорыв, и армия оказалась в окружении. Поэтому продукции получали редко и мало, через день-два по несколько граммов сухаря.
Ели все, что попадет, люди бессилели. Была одна лошадь, стояла в тылу, съела сбрую и сани. Остались от нее одни кости. Съели ее вместе с костями и кожей.
Нас уже не было и десяти человек в нашей группе, а тут дали пополнение
Майор Константин Антонович Токарев с начала зимы 41-го года был комиссаром лыжного батальона «Дар Валдая». Затем после ранения и контузии – спецкором «Фронтовой правды», а потом и «Красной звезды». Как он попал в биографы генерала Власова, неизвестно, но биограф из него получился весьма специфический. Как сообщила «Комсомольская правда», в 1962 году Токарев побывал в Долине смерти, и здесь «ему удалось разыскать в дупле старого дуба схороненную во время выхода из окружения свою брезентовую сумку – там были дневники и записи из 42-го». Записи эти, очевидно, предназначались для книги «Сталинский полководец», но сгодились они и для перестроечного времени. Есть в записках Токарева и прямой компромат на генерала: «Незадолго до бегства к немцам Власов отпросился на побывку – на родину, в сельцо Ломакино, и отвез туда памятник отцу. Из гранита был изваян бюст бородатого и лобастого мужика с крестом на шее – тот был церковным старостой, кулаком и эсером. «Отцу – от сына» – гласила надпись на надгробье. Эсеровскую закваску Власов глубоко прятал все годы своей карьеры. Ради нее, будучи военным советником у Чан Кайши, он «разработал» тому рапорт на его соперников, за что удостоился похвалы и ордена Золотого Дракона. Товарищи по группе советников исключили его за это из партии, но московские доброжелатели сделали все, чтобы замять дело»… Присутствуют в записках Токарева и психологические изыски, и исторические обобщения: «В бору под деревней Щелковка, где горбились штабные блиндажи и землянки, еще залитые весенней водой, я навестил в избе члена Военного Совета И.В. Зуева. Он рекомендовал Власова на должность командарма, и теперь на него свалилась вся тяжесть ответственности за пропавшего генерала… В генеральской избе я нашел свою „зачитанную“ Власовым работу „Грозный и Курбский“ (до войны я занимался историей, был аспирантом Ленинградского университета) с множеством его замечаний, из которых понял, что первого он ненавидел за „опричину“, а перед вторым преклонялся, как перед историком. Такие же заметки оказались и в старинном издании „Сказаний“ князя Курбского с предисловием издателя – историка Устрялова…». Ну, а завершаются «записки» Токарева фантастическим повествованием о том, что якобы Токареву, как бывшему биографу Власова, разрешили присутствовать при его допросах в Москве, и Токарев не раз разговаривал с ним и на Лубянке. Впрочем, никаких откровений генерала Токарев не сообщает, говорит только, что сокамерники генерала завистливо удивлялись – как это удалось ему выпросить двойную норму питания».