Прóклятое золото Колымы. Геннадий ТурмовЧитать онлайн книгу.
прогулку с политическими выпускались и уголовные. Кого только тут не было: и бывалые урки, и малолетние преступники. Однажды в тюремном дворике к Евгению подошёл человек, по внешнему виду похожий на рабочего. Он стал жаловаться на терзающие его нравственные страдания, вызванные тюремным заключением. Евгений сочувственно поддакивал ему, а потом неожиданно задал вопрос:
– А вы по какому делу проходите?
– Да, я числюсь в списке провокаторов, – ответил тот. Евгений поспешил отойти в сторону… Больше он его никогда не встречал.
Коротая время в камере между допросами, Евгений пытался унять боль от побоев, а следователь бил профессионально. Евгений не подписывал никаких протоколов и отрицал все предъявленные обвинения. Но это существо дела не меняло. Следователь на каждом протоколе делал приписку: «От подписи отказался» и аккуратно подшивал бумаги, ставшие документами, в картонную папку.
Следователь остался безымянным, как не удалось узнать и содержимое доноса Кульпина. Дело в том, что когда после 1953 года начались массовые реабилитации безвинно осуждённых и родственникам разрешали знакомиться с делами, то в них закрывалось всё секретное (в первую очередь информация о доносах и о следователях).
Последнее время Евгений чувствовал, что в камере за ним кто-то следит. Иногда его глаза натыкались на недобрый взгляд пожилого уголовника, который был, по-видимому, на особом положении у блатных. Он не мог знать, что это был Федька Стреляный, тот самый, который в памятном 1905 году получил две пули в плечо, и на всю жизнь запомнил лицо Валерии.
Прошли годы, раны давали о себе знать – ныли на непогоду, а Федька всё искал свою обидчицу. Двадцатилетняя Валерия и двадцатилетний Евгений были похожи как близнецы…
Стреляный пытался подослать своих шестёрок, чтобы те разузнали, была ли его мать сестрой милосердия во Владивостоке. Наученный политическими сидельцами, Евгений не откровенничал.
Угол политических в камере всё время донимал шестёрка Стреляного по кличке Вонючка. Он незаметно пробирался к политическим, громко несколько раз портил воздух, громко же хохотал, обнажая редкие гнилые зубы, и декламировал:
– Нюхай, друг, хлебный дух, нюхай весь, ещё есть!
Сначала это очень нравилось уголовным, но вскоре надоело, и среди них многие роптали:
– Ну хватит уже, и так дышать нечем…
Действительно, в камере стоял тяжёлый, спёртый воздух от многих долго не мытых тел.
Однажды Стреляный подозвал Вонючку и проговорил:
– Что-то мне не нравится вон тот чистенький интеллигентик. – Он указал на Евгения и сунул Вонючке заточку. Приказным тоном потребовал: – Пойдёшь в очередной раз бздеть – уконтрапупь его. Никто не узнает.
Заточка – коварный инструмент уголовников, изготавливается в течение длительного времени, доводится до кондиции, а от удара на теле убитого не остаётся почти ничего, только крохотная красная точка. Поэтому причину смерти при беглом опросе