Рай и ад. Книга четвертая. Сергей Васильевич КовальчукЧитать онлайн книгу.
что у меня же родилась дочка и у меня же дети. «А на кого мои дети останутся!?»
И вот так я Ему вскрикнула, просто озарение пришло – я вспомнила, что у меня есть дети. Про мужа, маму, папу не думала, про детей вспомнила.
Но вот столько любви было в этом Голосе, столько тепла, добра, света. Он говорит: «возвращайся назад!» И вдруг в какой-то момент появляется этот свистящий звук. И вот, когда я вылетала из тела, я помню, что вылетала вправо и вверх, потому что слева была кушетка, где я рожала, врачи, сверху лампы горели. А возвращалась я, как бы, по другому рукаву. Я в правый рукав ушла, в центре, как бы, Голова Его была в этом пространстве, яркий свет, и я как бы в голове Его оказалась, и потом уже попала в другой рукав, левый.
И вижу себя маленькой, в детском саду, где-то мне лет пять или четыре. Я даже вот помню себя, в каком я платье. Потом чуть постарше, потом школа, школьные годы, потом старше-старше-старше. Себя в разные периоды жизни вижу. Потом детей своих вижу. Потом вижу картину, как муж меня привез в роддом, и я лежу в этом роддоме, девятая палата, я точно помню. Где-то человек шесть-семь нас было в одной палате.
И каждую мою соседку по палате, каждую, я прямо четко и ясно вижу, по отдельности. И они мне желают, чтобы я легко родила, чтобы все произошло нормально, чтобы без проблем, без осложнений. А я-то лежала две недели на сохранении, потому что врачи думали, что у меня могут начаться преждевременные роды, а на самом деле было наоборот. Потому что у меня начались схватки, потом перестали, и две недели их не было. А муж был в отъезде, в России.
И вот только когда он вернулся, у меня опять начались эти схватки, и он меня привез в роддом. И вот, эти лица я могла уже точно разглядеть, потому что галерея кадров стала более медленной. Потом раз, – и вдруг врачи, которые вокруг меня. И вот, одна врач берет и начинает меня по щекам бить. Я открываю глаза, и она мне говорит:
– Алия, Алия! Быстро говори, какая группа крови?
Я отвечаю:
– Первая, положительная.
Тогда паспорта были советские, ставили штампик. Она говорит:
– Да, первая положительная, но проба всегда дает первую отрицательную!
Я так отрешенно ей говорю:
– Мне без разницы, хоть какую. Хоть отрицательная, хоть положительная. Выживу – здорово, не выживу – там тоже хорошо!
Она стала ругаться. Короче, они влили мне первую отрицательную все-таки. И все.
Я помню, что я так говорила. А врач говорит:
– Вот, говорит, что ей все равно.
Потом они меня спрашивали, как мне там было. Я сказала, что здорово. Они меня спрашивали:
– Придешь еще рожать?
Я говорю:
– Ну конечно, приду, наверное. Но я уже потом не пошла рожать, после этого (смеется)
Я об этом, конечно, никому не рассказывала. Потому что отношение-то к этому было… все-таки девяносто второй год, еще не было такого. Да я и сама не знала верить или не верить.
Но то, что это не было влиянием от наркоза, это точно, стопроцентно. Потому что наркоз у меня до этого