Купола в солнечном просторе. Сергей Николаевич ПрокопьевЧитать онлайн книгу.
Ильинична, подруга моя дорогая, и что это ты своей головой садовой думаешь? Ты в своём уме? Каждый день сюда как на работу! Ты, вообще-то, что-то соображаешь? Поднять его не поднимешь и себя изведёшь! Огород забросила, внучку забросила. Я тоже своего схоронила, думаешь, мне его не жалко? Ну ведь не яму теперь за ним лезть! Вот что ты сюда таскаешься каждый Божией день?
– Мне надо! – упрямо сказала бабушка.
– Ты думаешь, Егор похвалил бы? Внучка по боку, дом по боку! Давай-ка, подружка, прекращай убиваться! Оплакала его и будет! Живым – живое! Записки подавай, панихиду закажи, а сюда нечего таскаться изо дня в день, грех это. Сейчас заедем в церковь, подадим записки, завтра суббота, закажем панихиду. Хватит!
Той зимой бабушка собралась писать мемуары. Тетрадку в линейку Алевтина Валерьевна хранит по сей день. Икона и листочки с молитвами затерялись после смерти бабушки, тетрадь цела. На икону наткнулась случайно, что-то искала, бабушка сказала:
– В углу на печке посмотри.
Она встала на табурет и увидела большую никелированную металлическую коробку, в каких шприцы в больницах кипятили. Открыла, в ней лежала небольшая иконка и стопочка листочков, исписанных от руки бабушкиным почерком. Написано было химическим остро отточенным карандашом. Бумага старая, пожелтевшая. Много позже Алевтина Валерьевна, вспоминая ту находку, подумала: наверное, в войну писала. Это были молитвы.
– Бабушка, это что?
Бабушка отреагировала резко:
– Не трогай и никому не говори. Сейчас же обратно всё сложи и поставь на место.
Она не видела, чтобы бабушка молилась. В церковь ходила два раза в год – святить куличи и мёд. Дядя Боря привозил к Медовому спасу свежий мёд, и она святила. Доставала нарядную тёмно-синюю шерстяную («английская шерсть» – обязательно скажет) юбку, тщательно гладила её, повязывала голову красивым платком и шла в церковь.
Вдруг у бабушки появилась задумка сесть за мемуары. Попросила у внучки тетрадку. Та достала две в линейку, одну в двенадцать листов, вторую в двадцать четыре.
– Какую?
– Давай потолще, – выбрала бабушка, – жизнь длинная. Много о чём можно написать.
Образование у бабушки было всего ничего – три класса. Но дед обучил её бухгалтерскому делу. Окончила перед войной курсы, но всё одно, сама в этом признавалась, если бы не дед, ничего из неё не вышло. У Алевтины Валерьевны с математикой в школе было грустно. Дед, занимаясь с нею, часто выходил из себя, ставил бабушку в пример:
– Бабушка три класса окончила, её хоть днём, хоть ночью таблицу умножения спроси, ответит. На счётах умножение и деление, только костяшки отскакивают, делает, а ты в четвёртом классе таблицу умножения не можешь выучить. Ну в кого ты, Аля, такая-то! Учи!
Почерк у дедушки и бабушки был почти прописи. Дед вообще каллиграф, писал без орфографических ошибок. Русский у Алевтины Валерьевны был на «пять», иногда пыталась деда поставить в тупик каким-нибудь правилом (к примеру, как пишутся гор-гар, зор-зар?) в отместку за арифметику, но не получалось.
– Напишу свою автобиографию, –