Легким ветром. Елена ЩербаковаЧитать онлайн книгу.
было напускное, поверхностное. А он-то сам трусливее Климентова, слабее и ничтожнее его во много раз. Как же он еще что-то советовал другу, ставил что-то в пример? А сам ни на что не годный, сам не может приступить к своим делам.
А еще этот всем объявленный в стране клич: «Вперед, славяне! На помощь нашим братьям!» Конечно, некоторые сильные мужики из глубинок встали и примчались сразу. Да у первых только по ошибке вышло. Вот их и перебили на Майдане. Погибли сильные люди почти без боя.
И что? Герои теперь в земле лежат. Такая же попытка была и с друзьями-журналистами. Попались на рожон. Полегли, как Стенин, перед стеной. Теперь земля будет содрогаться. Недаром «Тополи» выезжают на Красную площадь каждый год. А страхов-то, страхов! Лучше не думать. И не думать нельзя. Поехать бы в деревню. Да и туда дорога перебита стала. Так и сиди, как птичка на веточке, или бабочкой порхай.
А все это война – погоня за смыслом. Оттого она, что нового много. А там история известна многим, ложь и неправда. Что историю на дыбы поднимать?
Опять думают, чему же уподобляться? Где эта правда? Или так это, заслонка такая просто, щиток, вроде бы птички козодоя, что маскируется под щепу или сучок на дереве. Покров такой у нее. Только бы ворон не налетел.
Вот и мчится мой литобоз без остановки. Как цыган, я будто в грязи, пою, чтобы не было мрачно. Когда обоз встанет, солнце будет видно долго-долго. Светило есть у Земли, и всех видать, как мы похожи. Отдыхаю, и мне хорошо. Значит, и Бог послал мне радость, как и всем добрым людям.
Стоит мой литобоз, и тряски нет. И в голове не стучит, и шума нет. И исходят от меня будто видения, что в дороге в морщинах в память затесались. Так и мечутся вокруг меня всякие сказочные птицы, что засиделись в моей груди, точно в клетке. Зачем их сдерживать? Пусть летят на свободу. Да вот не хотят они так просто улететь. Прикормились, пригрелись возле меня на груди. Садятся и на руку, и на грудь, и на голову. Точно я не человек, а дерево какое, где им много места на ветках. Ишь! Им там уроки задают. У каждой свой урок. Хоть не знают чудо-птицы человека, все равно летят к нему, к его языку прислушиваются.
– Эх, сладка малина на язычок, да утонуть в этих кустах осталось, провалиться. Сами знаете, бетонный век – не малолички в садике. Думали, известья будут. Ан нет: получилось камень на шею – хоть топиться. И голова об стенку вдрызг заодно. Разве здесь что получается? Подай только метод или способ – с охотою все будут уподобляться ему. Вот и бетон заливай теперь. Слива растет большая у самих Грегоровых ворот. А «Ромео и Джульетту» пусть молодежь читает. Вот на этом месте у следователя очки и съехали на нос.
Молодежь вылетела из автобуса прямо возле его конторы. А хаос! Крик, визг, писк. Делов-то сколько сразу прибавилось! Тут одними пирожками пожар такой не потушишь. Сидит Никитин и сам с собой рассуждает, вспоминает свою юность:
– Знал я одну сливу в детстве. Ее дед мой посадил у себя во дворе. Вкусная была. Да выродилась, не стало ее. А вот другая, грегоровская, тоже вкусная. Вот так стою и думаю, что от одной до другой сливы путь оказался почти в полвека. Спелая ягода – редкость, да важность в ней особая.
Извозил я своим пером полные