Ваня. Рассказ. Марина Бойкова-ГальяниЧитать онлайн книгу.
Маша будет к выходным? Ну, я пошел.
Трофимыч закрыл дверь: «и этот». Как Маша приезжает, так и вьются вокруг, она лишь посмеивается. Сердце кольнула ревность. А что хотел? Она красавица. И разве не он сказал, что предоставляет полную свободу, когда Маша предложила развестись. Дед накинул легкую куртку и вышел из дома, закрыв дверь на замок.
Сосед Володя стоял на дороге, щелкая семечки и сплевывая шелуху себе под ноги, сегодня у него оттопыривались оба кармана куртки: из правого он черпал семечки, значит, в левом притаилась маленькая.
– Что дед, покурим?
Они присели на трухлявое бревно, лежащее на обочине, и закурили.
– Куда собрался?
– Гуляю. Пройдусь в сторону лесничества, а там по тропке в лес. Мы всегда с Машей так ходим.
– Ну, давай провожу до поворота.
Володя встал, придерживая левый карман рукой. Поднялся и дед. У развилки простились, и каждый пошел своей дорогой. До лесничества было рукой подать, а там и строевик, полный черничника, в июле сплошь покрытого синими ягодами.
Михаил Трофимович остановился против избы, украшенной разноцветными стеклышками. Маша называла ее «пряничным» домиком. Старики возились в огороде и не заметили его. Избушка переливалась на солнышке. Двор был чисто выметен. Над калиткой широкая арка сверкала, подобно детскому калейдоскопу, беседка и колодец веселили глаз. Когда-то, еще в советское время, в поселке работал стекольный завод и у многих жителей до сих пор серванты были уставлены причудливыми изделиями.
Вдоволь налюбовавшись, Трофимыч продолжил путь. Воздух был легким и приятным, пахло хвоей и чистотой. Всего несколько лет назад Маша купила дом в селе, но он стремительно вошел в их жизнь, словно живое существо. Наверное, так и было.
Прогуливаясь, он по-детски счастливо думал об угощении, только на радостях забыл спросить приедет ли с ней дочка. «Ну да, ладно, пусть едет», – решил он. Ноги шли бодро, если не считать того, что правое колено, простреленное лет пятнадцать назад, когда он работал сторожем у миллионера, начинало ныть при долгой ходьбе.
«Да, жизнь, – вздохнул Трофимыч, и, притормозив, вытащил из внутреннего кармана ветровки красную пачку сигарет. – Жизнь распалась на две половинки: прошлая – та, когда, работал в кино и знал многих замечательных людей; и нынешняя – пенсия, работа сторожем, швейцаром в ресторане, инвалидность и как итог, безделье». Он по лошадиному затряс головой, и, сунув в рот сигарету, похлопал по карманам куртки в поисках зажигалки: «Вот, черт, никак забыл? Нет, в джинсах, милая».
Облегченно вздохнув, дед сильно втянул дым, закашлялся, и, умерив первоначальный шаг, побрел дальше. По обеим сторонам бывшей узкоколейки высился строевой лес; прямые, как на подбор, сосны, макушками задевали небо и ветер плутал по вершинам, остерегаясь забираться глубоко в чащу. Солнце садилось, освещая лишь половину дороги. «Дойду до канавы, где мы собирали бруснику прошлой осенью». Воспоминания