Четыре с лишним года. Военный дневник. Олег РябовЧитать онлайн книгу.
писал, что рассказывать не о чем, всё скучно и однообразно. Да, он по-своему прав, так как не был здесь и не знает, что вокруг творится. Слово «скука» не подойдёт никак! Есть ударные части, и дивизия относится к ним. Сейчас в сводках пишут: «На фронте не произошло ничего существенного». Правильно! Части везде стоят в обороне, но мы всегда там, где наносится очередной удар.
На узком участке сосредотачиваются несколько стрелковых дивизий и бригад, и им придаются артиллерийские части и «катюши». На воздух взлетают сразу целые деревни. Небо, до того спокойное, покрывается самолётами, которые простреливают каждый кустик, бомбят каждую телегу. Земля дрожит, в полном смысле этого слова, от непрекращающихся разрывов бомб и снарядов. Такой ад продолжается недели две, а потом мы уходим с этих рубежей, где в обороне остаётся старая дивизия. Я два раза посещал прежние места: опять тишина, на уцелевших завалинках сидят вылезшие из погребов старики, дети, старухи. Они смотрят на заходящее солнце, на разбитые дома, на полусгоревшие, разрушенные сараи и обычно молчат. А что говорить? Поздно вечером заунывно играет где-нибудь гармошка, а вдалеке за горизонтом гремит канонада.
Мы снова на новом месте, на берегу красивой Ловати, в 30 километрах южнее Старой Руссы. Последние бои мы вели на реке Пола, между Демьянском и С. Руссой.
Пока тихо, противник нас ещё не обнаружил; подходят новые части, кажется, немало. 16-я немецкая армия, окружённая в районе Демьянска, теперь имеет выход, она уже не в кольце. Пользуясь распутицей и бедственным положением наших частей, стоящих среди топких болот, ударная группа, созданная немцами, разорвала кольцо и соединилась с 16-й армией. В окружении было 18 дивизий, а теперь они имеют выход, правда проход – одна шоссейная дорога на село Рамушево, и вся эта полоска шириной 6 километров – простреливается нашей артиллерией. Кажется, мы будем перегрызать это горло. Посмотрим!
Сегодня я шёл по красивой дороге, и в памяти проходили картинки детства. Воротынец – наша комната, яркое-яркое солнце, на столе самовар, горячая картошка, и из печки только что вынули сочни с творогом. Наш сад и горы яблок, большие горы, их заколачивают в ящики. Шёл, вспоминал и в это время увидел куст цветущей черёмухи, вестник весны, символ любви. О, как жалко выглядела сейчас черёмуха, она была в полном цвету, на самой дороге, и ею никто не интересовался. Я сорвал кустик, понюхал и бросил. Я хочу есть! Война здесь страшна вдвойне, а сейчас она страшна и голодом. Ведь сотни километров отделяют нас от железных дорог, а кругом непроходимые болота. Люди испытывают то, что описывает Гамсун в одном своём большом романе – голод. А война как таковая отошла на второй план, нам предложены новые испытания.
Вчера поздно вечером со связистами сидели у костра, на котором мой техник Иванов варил щи из крапивы. Мы молча сидели на мокрых брёвнышках и смотрели на чарующие язычки пламени. Вдруг из леса, прямо из тёмных кустов, тихо вышел вымокший до нитки автоматчик и молча встал за нами, глядя на костёр. По его щекам текли слёзы. «Ты чего плачешь?» – спросил Иванов. «Кушать хочется!» –