Выстрел на Большой Морской. Николай СвечинЧитать онлайн книгу.
и безлюдное.
Наконец, третья квартира, где бы мог укрыться Самотейкин, находилась в новой Артиллерийской лаборатории, что за Волковой деревней. Там Мишка иногда останавливался у вдовы унтер-офицера, погибшего при испытаниях нового орудийного замка. Женщине за заслуги покойного мужа оставили, кроме пенсии, казённые полдома. Вдова была значительно старше колбасника, потому он наведывался к ней не часто.
Вообще же, по словам Мишаркина, скорее всего его приятеля нет сейчас в городе. Три недели назад он получил от Самотейкина письмо с воли, с приложением старого долга в одиннадцать рублей. В письме колбасник сообщал, что они с хозяином уезжают надолго в Москву. Мишка намекал, что им пришлось поменять паспорта и «лечь на дно», потому, как «скоро станет жарко». В концовке он написал: «Сам ты меня поэтому не найдёшь; ежели нужда, ищи через Пахома».
Рассказал Пашка и об офицере. По его словам, Рупейто-Дубяго познакомился с Мишкой два года назад, на печально знаменитых танцульках, бывших Марцинкевича, что у Семёновского моста. Танц-классы эти давно уже превратились в место, где соединяются авантюристы, бездельники полусвета и откровенно уголовный элемент. Всех их объединяет тяга к недорогой любви «марцинковых бабочек». Рупейто имел внушительную наружность (по словам Пашки, «будто исправник»), звучные имя-отчество (Арнольд Августович), и умение влиять на людей определённого склада. Самотейкину он глянулся сразу, и колбасник охотно поступил под его команду. Рупейто-Дубяго действительно был в прошлом кирасирским ротмистром. Перейдя в драгуны, прослужил в них недолго, вышел из-за чего-то в отставку и поступил заштатным сотрудником в Третье отделение. Там снюхался с кем-то из начальства и они «славно пилили» секретные фонды. Служа в Третьем отделении, Рупейто заимел знакомства и в столичном градоначальстве, и в сыскной полиции, и в корпусе жандармов. Используя эти знакомства, он прикидывался то сыщиком, то жандармским офицером и обчистил под этими личинами не одного раззяву. Особенно любил реквизировать подпольных ростовщиков: риску мало, а денег много. Насчёт приключений славной парочки в Москве Пашка-Канонир ничего сказать не смог, но добавил кое-что к характеристике мазуриков. Рупйто-Дубяго, по его словам, был хитёр и коварен, а при необходимости легко мог и «списать» человека. Мишка же Самотейкин сделался послушной дубинкой в его руках. Он выполнял беспрекословно все приказания хозяина, включая и самые зловещие. По крайней мере одного ростовщика из евреев он, по команде Рупейто, точно придушил; это случилось шесть месяцев назад у Московской заставы. Тело несчастного ростовщика утопили в Лиговском канале. Когда оно всплыло и открылось следствие, хозяин навёл сыскное отделение на легкового извозчика с Разъезжей, простоватого и сильно пьющего. И подсунул тому под топчан парочку закладов из числа взятых у покойного… Так что, нарвскому скопцу, как выяснилось, ещё повезло.
Закончив рассказ, Мишаркин по-военному вытянул руки по швам и принялся есть глазами начальство. Выдал всё, что знал о товарище – и почувствовал явное облегчение,