Оружие Возмездия. Олег ДивовЧитать онлайн книгу.
заметно озлобленые ребята. И одинаковые. Из Москвы тогда было модно призываться одетым в заношенные джинсы, телогрейку и дурацкую вязаную шапочку с помпоном. Плюс старый брезентовый рюкзак. Столичный шик, так сказать.
Было очень муторно ждать. Призывники надрывно шутили, подбадривая друг друга. Я сидел на жестком топчане и пытался не думать, куда меня отсюда занесет нелегкая. По идее, я не должен был уехать совсем далеко. Один мой университетский одногруппник угодил аж на мыс Шмидта – практически край Земли, – и куковал там в обнимку с какой-то страшной ракетой. Другого угораздило мало, что в Монголию, еще и в железнодорожные войска, и теперь он клал шпалы через Гоби и Хинган. Я ни в Монголию, ни на край Земли не собирался. Не потому что был особенный, а из личной вредности. Ну, разозлили. Это случайно вышло. Чтобы все объяснить, придется вкратце изложить предысторию.
Я учился на факультете журналистики МГУ. Международное отделение – тридцать человек на курс, только мужчины, «годные к строевой». По большей части отпрыски дипломатов, журналистов-международников и прочей внешней разведки, слегка разбавленные детьми «творческой интеллигенции», военных и партработников. Чистая анкета, рекомендация от райкома комсомола, два творческих конкурса. Нам твердили, что мы элита и штучный товар, единственные конкуренты МГИМО. А чтобы не задирали носы – вот вам «программа сбивания спеси с международников». То есть 1 сентября, когда все пошли учиться, мы двинули на овощную базу. А через месяц – на «картошку». И так далее. Хотя график занятий у нас был плотнее, чем у других, и экзаменовали «международников» строго.
И все мы, как один, должны были отслужить в армии, иначе – пошел вон, на «общее отделение».
Армия была пропуском в ВУЗ для многих. Дембель имел льготу на поступление, которая перевешивала не только слабые оценки, но иногда и минусы в биографии. Один из моих ближайших друзей по ББМ, связист Генка Шнейдер, мог «откосить» по болезни. Но когда он сдавал экзамены на харьковский истфак, ему прозрачно намекнули, что с такой широченной жидовской мордой не мешало бы сначала Родине послужить, а потом уже в историки лезть. Генка, сын сапожника, плюнул – и призвался.
А мы, «международники» нацеливались на самую престижную советскую профессию. «Опять нелегкая судьба журналиста забросила меня в Париж…» Ради такого стоило в армию сходить.
Мы считали, что это справедливо.
Иллюзии начали развеиваться к концу первого курса. Журфак образца 80-х давал неплохое «общегуманитарное» образование, но ввести человека в профессию не мог: что такое один час занятий по специальности в неделю?! Поэтому все, кто хотел работать, делать реальное дело, сами пристраивались в газеты и на радио. Конечно, они «забивали на учебу». Иногда намертво. Чемпионом журналистского сообщества был Юрий Щекочихин, числившийся на факультете десять лет, но так и не получивший диплом. В «Комсомольской правде» считалось нормальным позвонить на журфак и спросить: извините, я у вас еще учусь, или уже выгнали?
Оставаться