Раскодированная Россия. Александр КрыласовЧитать онлайн книгу.
губи свою молодую жизнь. Ладно: мяшок картохи и два вядра свёклы. Запомни мою доброту.
– И что же ты с этой квартирой делать будешь, а, стервятник деревенский?
– Не твоя забота, малохольный. Нешто пожить не хочется? Жадные вы, городские. Уже в ушах ангелы поют, уже ноги не носют, а они всё за метры свои квадратные чепляются.
– И много ты, дедушка, квартир скупил? Если не секрет.
– Двадцать восемь. Одна к одной. Нравится мне ваш район. Лес рядом, опять жа пруды. Кончится смута, переедем семейством суда, заживём по-людски.
– И что же в двадцати восьми квартирах рассядетесь? Вот кулачьё.
– Не обзывайся, доходяга. Стоит, аж ветром шатает, а туда жа обзываться. Поселимся в двух квартерах, остальные сдавать будем.
– Дедушка, хочешь, притчу расскажу?
– Рассказывай, да не помри за ето время с голодухи.
– В одну деревню прилетел Змей Горыныч. Приземлился за околицей и давай выступать: «Не дадите пожрать – всю деревеньку спалю». Ну, народ собрал скудные запасы: молоко, яйца, хлеб и прочие припасы. Это Горынычу на один зуб. Опять грозит, если его не накормят, спалить деревню. Ещё по сусекам поскребли, принесли остатки съестного. Этого даже и на зуб не хватило. Разошёлся Змей Горыныч, последнее китайское предупреждение делает: «Не будет еды – не будет деревни». Выходит тогда из крайней избушки старушка и говорит, что у неё есть скатерть – самобранка. Ей кричат: «что ты медлишь, бабушка, тащи её скорей, спасай деревню». Принесла бабка скатерть – самобранку, расстелила перед чудищем. А он говорит: «заметь, у меня три головы. И у каждой аппетит, будь здоров». А скатерть выполняет любой заказ, каждой головы. Хомячил Змей Горыныч хомячил, трескал, трескал, молотил, молотил, лопал, лопал. Наконец, налопался. Отвалился. Ясное дело, после сытного обеда погадить надо. Отошёл в кусты, напыжился,… и разнесло ему задницу в клочья. Потому что хоть глотки и три, а задница-то одна.
– Хреновая притча, – отрезал дед, – говори, будешь картоху исть?
Он достал из кармана тёплую картошку в фольге. Чудный аромат ударил в ноздри. Желудок мгновенно забился как птица в силках, требуя тепла и пищи. Дед не спеша, разворачивал фольгу, а картофельный дух уже заполонил комнату. Тут как тут появилась бумага и шариковая ручка.
– Пиши, – приказал ушлый дедок, – я, такой-то, такой-то…
– Погоди, – перебил Сева, – а когда картошку-то дашь?
– Как напишешь, так и дам. Потом к нотариусу пойдём…
– Эксплуататор ты, дед, – снова перебил его Андреич, – эксплуатируешь самое святое – чувство голода.
– Эхма, городские. Кампютеры, антернеты напридумывали всякие, а куды вы без нашей картохи? Пиши быстрей, долдон, покамест она тёплая.
– Пожалуй, пока напишу, она совсем остынет, – задумчиво произнёс Сева и быстро выхватил картофелину из рук мучителя. Отбежал в угол комнаты и мгновенно сожрал. В руках у него осталась только смятая фольга.
– Вот, городские, – заныл дед, – на ходу подмётки режут. Фулиганьё. Голодранцы.
– В кругу друзей не щёлкай зубом, – благодушно проронил заметно одичавший нарколог, – а то туда же – издеваться