Души людские. Михаил Иванович СмирновЧитать онлайн книгу.
про домашние дела, все торопливо бежали обратно, чтобы успеть до прихода родителей всю работу переделать. А вот там был магазин. Сто лет простоял, не меньше, а может и поболее, деревня-то старая-престарая была. Сам тёмно-коричневый, полукружья окон с коваными решётками, толстенные крепкие двери, а замки такие, что в руках не удержишь. Закрылся магазин. Невыгодно стало. А вон там… А там была школа и рядом детский сад. Были когда-то, а теперь пустыри и кучи битого кирпича. Дожили… Роман хмуро посмотрел на редкие дома – до соседа не докричишься, на технику, что ржавыми островками виднелась там и сям и вздохнул: тяжело, обидно, горько…
Роман поднялся по скрипучим ступеням. Постоял на крыльце, продолжая осматривать деревню, некогда большую, казалось, конца и края не было видно, а сейчас всего дворов двадцать-тридцать виднеются, а остальные разрушаются ежесекундно, ежечасно, с каждым днём и с каждым годом всё больше и больше – неминуемо…
Отовсюду знакомые запахи на веранде. Иногда ночами снились. Здесь берёзовые веники висят, а там мята и душица, а тут косы лука, вязанки чеснока (дядька, ох, как любил чеснок!), а там подоткнуты какие-то травы, сами меленькие, а душистые – страсть. Вдохнёшь в себя и стоишь, не хочется выдыхать. Мёдом пахнет. И, правда, две банки стоят на лавке. Видать, дядька Агафон ещё небо коптит, так и занимается пчёлами. Пусть коптит, сколько свыше отпущено… А мёд у него – у, какой вкусный да запашистый!
Роман толкнул оббитую дерматином дверь и зашёл в избу. Дядька Ефим уже хлопотал возле стола. Гремел кастрюлями, чайником, доставал чашки и расставлял на столе. Звякнули ложки. Пахнуло свежим хлебом. У Романа уркнуло в животе. Три дня не емши, пока добирался до деревни. Так, кусок перехватишь и ладно.
– Что задержался-то? – покосившись, сказал дядька Ефим и стал быстро нарезать хлеб. – Вон, умывайся. Утирка на гвозде висит. Чистая.
И опять заторопился, и снова загремел кастрюлями да чугунками.
Роман стоял, осматривая горницу. Казалось бы, ничего не изменилось с той поры, когда был в последний раз, но что-то ещё появилось или не хватало… Он не мог понять. Опять взглядом обвёл горницу. Кровать за занавеской, трюмо в углу, стол и диван рядом, на окнах занавески и горшки с цветами (бедненькие, кто же за вами ухаживает?), лавки вдоль стены. Между окон стоит комод. Всё хранится в нём, начиная от первой распашонки человека и заканчивая его смертной одёжкой. Красивый комод. На нём всегда валялись лекарства, одна-две газеты, книжка, обгрызенные карандаши… И тут дошло, что на комоде стояла небольшая гармошка. Роман взглянул. Нахмурился. Много лет прошло, что-то до боли знакомое мелькнуло или напомнила о себе гармошка. Дядька Ефим не играл. Медведь на ухо наступил. А тут стоит… Почему? Кажется, такая была у Вовки Соловушки, но она же… Хотел спросить, но махнул рукой и подошёл к умывальнику, висевшему возле входной двери. Наклонился над раковиной и, охнув от холодной воды, стал умываться. Вытерся полотенчиком и, приглаживая влажные волосы, подошёл к столу, громыхнул табуреткой и уселся, прислонившись к обшарпанной