Романтики и реалисты. Галина ЩербаковаЧитать онлайн книгу.
себя счастливой оттого, что дети с аппетитом едят, да и он тоже, только ему, видать, вроде неудобно есть левой рукой, или и это тоже так положено? И Полина – чтоб проверить – тоже переложила вилку в левую. Медленно от непривычки подносила ко рту желтые кусочки сала. «Как в кино, – представилось ей. – И хорошо-то как».
Другая бы долго думала. И ведь было над чем. А она уже через неделю сказала Петру Алексеевичу:
– Нет мне покоя. Я у вас буду жить. А так я ночи не сплю, все думаю, не угорели ли. Вы ж городские, печку топить не можете.
Сказал он ей что-нибудь на это, она теперь не помнит. Или нет. Наверное, нет. Но все равно она бы его слушать не стала. А когда пришла с вещами, Сеня, дурачок, стал кидать в нее кубики. Пока просто ходила – ничего, а пришла с сундучком – обиделся за мать. И ведь пришла домработницей, ни про что другое не думала, а хлопец не поверил. А вскоре побежала в загс к подружке. «Я тебе тогда „Красную Москву“ дарила, а сейчас вот тебе пудреница (из ракушек, крымская, а на стеклышке дерево-стрелочка – кипарис называется, три волнистые линии – море и белое пятнышко – парус), разведи ты меня». И послала Васе бумажку. Писала и письмо, но порвала. Хотела выразить вот что: извини, Вася, я ошиблась, мне сейчас чужих детей надо ставить на ноги, а главное, мне о тебе вспоминать почему-то стыдно. Сама не пойму – тогда на меня помрачение нашло или сейчас? Вот из-за этого стыда и не послала. Жалко было Васю. Он-то не виноват.
Как уехала из дому к Петру Алексеевичу, то и своих бывших свекров почти не видела. Мать говорила – пошумели. Но так, больше от оскорбления, чем от потери. Ведь это от матери Васи Полина узнала музыкальное такое слово «мезальянс». Говорила та это слово, когда Полина приходила к ним ранней весной мыть окна. Значит, что разошлись, это хорошо? Так нет же, плохо! Вот если б образованный Вася бросил Полину – было бы, по их разумению, правильно. А то, что Полина сама строила, сама и ломала, было и возмутительно, и по-хамски, и черт знает еще как! Свекор разыскал ее в конторе и дрянно обозвал. («Бронхеи очистил», – как сказал бы Кузьма.) Полина тогда взяла папку-скоросшиватель и со всего маху ударила его по щеке. И на следующий день ее уволили. Петр Алексеевич возмутился тогда, хотел идти к начальству шахты, Полина отговорила:
– Не надо! Не ходите! Детям лучше будет, если я буду дома.
– Детям? При чем тут дети! Поля, я вас убедительно прошу не ломать свою жизнь из-за моих детей. Я не могу принять такой жертвы. Считаю ее бессмысленной. Вам надо работать, учиться…
– Я буду! Буду! – успокаивала его Полина. Так вот все и было тогда…
– Дай Бог, дочка, тебе такого мужа, как твой отец. Дай Бог! Я ведь счастливая, Мариша, самая счастливая.
– Сейчас таких нет. Папа у нас не от мира сего. Знаешь, с такими сейчас счастья не найдешь. Я просто на минуточку себе представила: кого-то из моих знакомых усылают из Москвы… В глушь, от театров, от музеев, от магазинов московских…
– Ну и что?
– Ужас! Я уже не говорю о том, что моя незнакомая родная мама бросает консерваторию, едет за ним. По нынешнему времени