Шрамы войны. Одиссея пленного солдата вермахта. 1945. Райнхольд БраунЧитать онлайн книгу.
сбежать двое отчаянных – это выяснилось при пересчете. Тогда из несчастного вагона вывели на пути пятерых первых попавшихся пленных. Я не хотел слышать выстрелы, но я их слышал. Никто из нас не сказал ни слова. Стояла мертвая тишина. Я закрыл глаза. В мозгу вертелась одна неотвязная мысль: «Что они сейчас делают с трупами? Что они сейчас делают с трупами?» О том, кого такие же выстрелы могли сразить в Германии, я старался не думать…
Так текло время, о котором нельзя было сказать, что оно было начисто лишено волнующих событий, но, несмотря на это, оно отличалось мрачной и изматывающей монотонностью, душившей нас ритмичным стуком вагонных колес и чем дальше, тем больше отнимавшей то, что в конечном счете и составляет нашу суть, – человечность. Но все наши чувства притупились. Никого не волновали расстрелы, никого не волновала чужая смерть. Мы были опустошены, наши чувства одеревенели, движения души и понятия о нравственности были нам уже неведомы. В таком состоянии люди начинают бредить. В этом состоянии сдают уставшие и надорванные нервы. Переживания перестали доходить до сознания, но, несмотря на это, в душе каждого тлел вулкан.
Однажды в вагоне началась суматоха. Какой-то румын пробрался к вагону и на ломаном немецком языке спросил, не хочет ли кто-нибудь поменять вещи на хлеб. Хлеб! Это слово заставило нас встрепенуться. Вскоре через решетку начались обстоятельные переговоры. У кого-то чудом сохранилось золотое кольцо. Кто-то сумел спрятать авторучку. Эти вещи долго ждали своего часа и вот теперь приобрели невероятную важность. Они стали волшебными палочками, а магическим словом – слово «хлеб». Но как просунуть хлеб сквозь узкие щели между прутьями решетки? Способ был найден мгновенно: надо протащить хлеб сквозь трубу, возле которой я по-прежнему лежал. Вскоре люди принялись проворно протаскивать куски желанного хлеба через сортирную трубу. Счастливые претенденты выстроились в очередь. Остальные смотрели на них с нескрываемой завистью.
Поезд тронулся и пополз дальше. В вагоне стало холоднее, мы ехали теперь по горам. Находились мы где-то в Центральной Румынии. Куда нас повезут дальше? На Украину? Или намного дальше – во внутренние области России, в Сибирь? Куда? Куда?! Временами в глазах одних мелькал страх, неприкрытый страх. Другие продолжали смотреть на мир безучастными потухшими глазами. В Фокшанах поезд остановился, и мы, валясь с ног от истощения, покинули наконец опостылевший вонючий вагон. Мы пробыли в нем четыре недели. Четыре недели провели мы в невообразимой тесноте в темном смрадном вагоне. Это мучение, это отчаяние остались позади. Мы полной грудью вдыхали чистый воздух и жмурились, как звери, вылезшие из темной норы на солнечный свет. Три товарища из нашего вагона не смогли встать – они заболели в пути и теперь остались ждать, когда их заберут. Широкие двери вагонов были открыты. Они зияли, как адские пасти, наконец выплюнувшие нас…
Сколько человек умерло в дороге? Этого я не знаю…
Снова